Долго ждать не пришлось. Он явился под хмельком на следующий же день, и на следующий. Услышав об этом, мистер Бэпчайлд попросил меня переслать ему письмо, написанное братом моего мужа. Он напомнил мне кое-какие рассказы о моем муже до свадьбы, в которые я тогда отказывалась верить; он считал, что для пользы дела не худо бы навести справки.
Справки он навел, и выяснилось следующее. Совсем недавно брат моего мужа был тайно помещен (по собственной просьбе) в частную лечебницу на попечительство доктора, дабы излечиться от привычки к спиртному. Оказывается, любовь к крепким напиткам (так написал доктор) была присуща всем членам этой семьи. Месяцами они могут не брать в рот и капли спиртного, пить только чай. Потом внезапно начинается запой, и тут их не остановишь: целыми днями не просыхают, превращаясь в свихнувшихся и жалких отщепенцев.
Итак, вот кто достался мне в мужья. И ради него я обидела всех моих родственников, оттолкнула их от себя. Какое безрадостное у меня будущее, а ведь я провела в браке всего несколько месяцев!
Прошел год, и денег в банке как не бывало; а муж мой так и не имел постоянного заработка. Найти работу для него не составляло труда — в трезвом состоянии он был первоклассный мастер своего дела, — но он всегда терял ее, стоило ему запить горькую. Выехать из нашего маленького уютного домика, расстаться с моей добротной мебелью — эта мысль мне претила; и я предложила ему: что, если на работу устроюсь я — дневную, кухаркой, — на насущные нужды нам хватит, пока он не подыщет себе подходящее место? В тог момент он был трезв, полон раскаяния; и на мое предложение согласился. Мало этого, он дал зарок воздержания от спиртных напитков и обещал начать новую жизнь. Что ж, подумала я, дела наши идут на поправку. Ведь если нас и обременяют такие заботы, то только о себе самих. Ребенка мне господь не дал и как будто не собирался. И я была ему за это благодарна, хотя для большинства женщин нет беды больше этой. Но в моем положении (как выяснилось вскоре) стать матерью… моя нелегкая судьбина стала бы совсем тяжкой.
Работа, какую я желала получить, на каждом углу не валяется. Благочестивый мистер Бэпчайлд дал мне рекомендацию; а наш домовладелец, достойный человек (принадлежавший, как это не прискорбно, к папской церкви), замолвил за меня словечко управляющему в одном клубе. Все же потребовалось время, чтобы убедить людей, что я и вправду отличная кухарка. Минуло не меньше двух недель, прежде чем я нашла то, что искала. Я полетела домой на крыльях — обрадовать мужа — и застала там торговцев подержанными вещами, они выносили мебель, которую я купила на свои кровные, чтобы распродать ее с молотка! Я спросила: как они смеют прикасаться к вещам без моего позволения? Они ответили, ни в коей мере, надо признать, не выходя за рамки приличий, что выполняют распоряжение моего мужа; и у меня на глазах продолжали грузить мебель в повозку. Я взбежала наверх и на площадке нашла мужа. Он снова набрался. Нет надобности говорить, какая сцена произошла между нами. Упомяну лишь, что то был первый раз, когда он поднял кулак и ударил меня.
5
Ну, решила я, это уж чересчур, терпеть такое не намерена. И побежала в городской суд, что находился неподалеку.
Мало того что мебель была куплена на мои деньги, я платила и за жилище; да моими деньгами оплачивалось все, в том числе и налоги, которые требовала королева и парламент. И вот я пошла к мировому судье — пусть королева и парламент за эти налоги сделают кое-что для меня.
«Мебель записана на вас?» — спросил он, когда я рассказала ему, что случилось.
Я его не поняла. Он обратился к человеку, сидевшему на скамье рядом с ним.
«Это трудный случай, — сказал он. — Простые люди из низших слоев даже не знают, что такое брачный контракт. А если и знают, у многих ли есть деньги, чтобы заплатить за адвоката? — Затем он повернулся ко мне. — Ваш случай вполне обычный, — сказал он. — По нынешним законам я ничего не могу для вас сделать».
Я не могла в это поверить. Обычный мой случай или нет, а я все повторила ему сначала.
«Я купила эту мебель за мои собственные деньги, сэр, — пыталась втолковать ему я. — Они мои, достались мне честным путем, у меня есть счет и расписка в получении. А они забирают мою мебель силой, хотят продать против моей воли. Не говорите мне, что так повелевает закон. Мы живем в христианской стране. Разве такое возможно?»
«Любезнейшая, — сказал он, — вы замужняя женщина. Закон не позволяет замужней женщине называть что-либо своей собственностью — кроме случая, когда она специально, заранее (с помощью адвоката) заключила на этот счет соглашение со своим мужем — до вступления в брак. Вы такого соглашения не заключали. Стало быть, ваш муж, если желает, имеет право продавать вашу мебель. Мне вас очень жаль; но помешать ему я не могу».
Я заупрямилась.
«Пожалуйста, сэр, объясните мне вот что, — сказала я. — Люди, у которых мозгов побольше, чем у меня, говорили мне: мы все платим налоги королеве и парламенту, а королева и парламент в свою очередь создают законы, чтобы нас защищать. Я налоги плачу исправно. Почему же, ответьте, пожалуйста, нет закона, чтобы меня защитить?»
«Это мы обсуждать не будем, — говорит он. — Я принимаю закон таким, какой он есть; так должны принимать его и вы. У вас на щеке какая-то ссадина. Вас бьет муж? Если да, вызовите его сюда. За это я могу его наказать».
«Как именно, сэр?» — спрашиваю.
«Могу оштрафовать, — отвечает он. — Могу посадить в тюрьму».
«Что касается штрафа, — говорю я, — он заплатит его из денег, которые выручит от продажи моей мебели. А тюрьма… пока он будет там, что станется со мной, ведь мои деньги он протратил, вещи разбазарил; а когда он выйдет, опять-таки что станется со мной: явится муж, которого я же упекла под замок, и ему прекрасно это известно? Нет, сэр, мои дела и без того плохи, — сказала я. — Мои страдания этими синяками не измеришь. Всего доброго».
6
Когда я вернулась, не было ни мебели, ни мужа. Пустой дом, а в нем никого, кроме домовладельца. Что он мог сказать — несколько добрых слов, слов сочувствия. Потом ушел и он, а я заперла мой дорожный чемодан и, подождав темноты, уехала в кебе, нашла себе приют на ночь, лишь бы преклонить голову. Наверное, не было в ту ночь на свете существа более одинокого, более несчастного, чем я.
У меня был только один способ заработать себе на пропитание — пойти на работу, что мне предложили (в клубе, кухарить под началом повара). Меня тешила только одна надежда — что мужа я больше никогда не увижу.
Я пошла работать — и вполне преуспела, получила первое трехмесячное жалованье. Но что это за жизнь для женщины: друзей нет, совсем одна, вещи, которые составляли предмет моей гордости, проданы с молотка, и ничего радостного не ждет впереди. Я стала регулярно ходить в церковь; но сердце у меня все изболелось, какие- то мрачные предчувствия тайком навещали меня. Я чувствовала — вот-вот все переменится. Едва я получила жалованье, меня отыскал муж. Деньги от продажи мебели он все спустил. Он явился ко мне на работу и закатил скандал. Я смогла его утихомирить только одним — отдала ему все деньги, что отложила для своих личных потребностей. О скандале было доложено на заседании правления клуба. Они сказали: если такое повторится еще раз, меня уволят. Такое повторилось — через две недели. Распространяться об этом нет смысла. Очень жаль, сказали мне, но… Место я потеряла. Муж поехал со мной в мою ночлежку. Наутро я застигла его за черным делом — он рылся в моем кошельке с несколькими шиллингами, который вытащил из чемодана, затеялась свара. И он снова ударил меня — на сей раз сбил кулаком с ног.