Но и тут возникало препятствие — последнее, но способное довести до исступления.
Если Анна как-то назвалась в гостинице, то не иначе как миссис Сильвестр. Письмо, адресованное миссис Арнольд Бринкуорт, скорее всего, даже не возьмут в дверях гостиницы. А если возьмут и отнесут ей, она может сказать, что письмо не ей. Человек с более быстрым умом сообразил бы, что имя на конверте ничего не значит, если это письмо ждут. Но ум Джеффри цеплялся за пустяки, и они вырастали в непреодолимое препятствие. Ему втемяшилось, что письмо и внутри и снаружи должно быть безукоризненно. Раз он объявляет ее женой Арнольда Бринкуорта, он должен адресовать его миссис Арнольд Бринкуорт, иначе треклятый шотладский закон может придраться, и он росчерком пера опять загонит себя в ловушку! Чем больше он думал об этом, тем больше удивлялся своей сообразительности и тем сильнее разъярялся.
Из всякого тупика можно выбраться. Наверняка можно выбраться и из этого. Только вот как? Вот уж истинно тупик! Преодолеть столько трудностей и споткнуться на таком пустяке. Это, наверное, от того, что он слишком много думал сегодня, а думать он вообще не привык. Даже голова закружилась — попробуй походи столько вокруг дерева. Он со злости повернулся спиной к каштану и зашагал от него прочь по какой-то тропинке, решив немного отвлечься, чтобы потом с новыми силами наброситься на эту неразрешимую задачу.
Получив волю, его мысли тотчас переключились еще на один злободневный предмет — Фулемский бег. Через неделю надо закончить все приготовления и начать тренировки.
На этот раз придется взять двух тренеров. Один приедет сюда и будет тренировать его в доме брата. Другой, оценив его свежим взглядом, примется за него в Лондоне. Он перебирал в памяти предыдущие выступления грозного противника. Из двоих Джеффри был менее быстрый. На него ставили из-за небывало длинной дистанции, уповая на его нечеловеческую выносливость. Сколько времени можно держаться позади противника? На какой минуте выгоднее догнать его? Когда надо вырваться вперед перед финишем, чтобы обойти противника и первым закончить бег? Все это очень важно. Надо обратиться к своим тайным советчикам. Дело слишком ответственно. Пусть и они раскинут умом. Кому он может довериться? Пожалуй, мистеру А и мистеру Б — оба почти профессионалы и оба — люди надежные. Вот мистер В, как профессионал — лучше не найдешь, зато человек дрянь. На мистере В мысли Джеффри опять застопорились. Ладно, обойдусь советами А и Б. Пусть В катится к чертям. Лучше совсем выбросить его из головы и думать о чем-то другом. О чем же? Миссис Гленарм? Пропади пропадом женщины, все они одна другой стоят. Смех смотреть, бегают — точно гусыни, вперевалку. И что за привычка перед обедом наливаться жидким чайком — единственная их отличительная черта. Во всем остальном они просто жалкие подобия мужчин. Пусть тоже катятся к чертям. Лучше выбросить их из головы и думать о чем-то другом О чем-нибудь очень достойном и важном. Пожалуй, о том, что пора бы набить трубку.
Он вынул кисет и приступил к этому достойному и важному делу, но скоро остановился.
Что за фигура маячит справа от карликовых груш? Какая-то женщина, по платью судя, прислуга, стоит спиной к нему, вот нагнулась, видно, что-то рвет, скорее всего, какую-нибудь зелень к обеду, но что именно — с такого расстояния не разглядишь.
А что это у нее привязано сбоку? Грифельная доска? Кажется да. На кой черт ей грифельная доска? В голове у него шевельнулась какая-то мысль. Ага, вот что! Ему нужно чем-то развлечься. Он сейчас и развлечется. Благо, появилась эта женщина с черной дощечкой, привязанной к поясу.
— Эй! — окликнул он женщину.
Та выпрямилась и медленно двинулась навстречу. Это была Эстер Детридж — ее отмеченное страданием лицо, ее ввалившиеся глаза, ее каменное безучастие.
Желание развлечься у Джеффри заметно поубавилось. Он меньше всего ожидал, что судьба выберет мишенью его плоских и грубых шуток это живое олицетворение скорби.
— Для чего тебе грифельная доска? — спросил он, не зная, что еще сказать.
Женщина поднесла руку к губам, коснулась их пальцем и покачала головой.
— Немая?
Женщина кивнула.
— Кто ты?
Женщина написала что-то на доске и протянула ее ему поверх грушевого деревца. Он прочитал: «Кухарка».
— Ты что, кухарка, родилась немой?
Эстер отрицательно покачала головой.
— Почему ты стала немой?
Женщина написала на доске: «От удара».
— Кто тебя ударил?
Эстер опять замотала головой.
— Не хочешь сказать?
Эстер опять кивнула.
Глаза женщины, пока он расспрашивал ее, глядели на него холодно, тупо, недвижно, как невидящие глаза трупа. Как ни были крепки его нервы, каким невосприимчивым он ни был — в обычное время — к любому мыслимому впечатлению, сейчас он чувствовал: взгляд немой кухарки входит в него как стальное лезвие кинжала. Полосы зашевелились у него на голове, по спине подрало морозом. Ему вдруг захотелось сию же минуту бежать отсюда. Чего проще — сказать ей «пока», повернуться и уйти. Он сказал «пока», но не мог двинуться с места. Опустил руку в карман, чтобы дать ей денег, надеясь, что это будет расценено как приказание уйти. Она уже протянула руку за монеткой, но внезапно вздрогнула, и рука ее замерла в воздухе. Устрашающая перемена произошла в ее застывших, будто скованных смертью чертах — сжатые губы медленно разлепились. Пустые глаза расширились, взгляд их оторвался от его лица, устремился куда-то в сторону, остановился и, напряженно блестя, вперился во что-то за его плечом. Было очевидно, глазам Эстер Детридж предстало некое ужасное видение.
— Какого дьявола ты там разглядываешь? — рявкнул Джеффри и резко обернулся.
За его спиной никого не было. Он опять повернулся к женщине. Она быстро уходила от него, точно ее гнал панический страх. Она почти бежала, несмотря на свои годы, — бежала от одного его вида, как будто самый его вид грозил погибелью.
«Сумасшедшая какая-то», — подумал он и тоже пошел прочь.
Он опять очутился, неведомо как, под большим каштаном на зеленой лужайке. Его крепкие нервы скоро успокоились, теперь он мог бы посмеяться над тем странным впечатлением, какое безумная женщина произвела на него. «Испугался первый раз в своей жизни, — подумал он, — и кого, какой-то немой старухи! Ну, если уж дошло до этого, значит, правда пора начать тренировки…»
Он взглянул на часы. Время близилось ко второму завтраку, а он все еще не придумал, как адресовать письмо Анне.
Но в воображении опять возникла эта немая женщина с каменным лицом и пустыми ввалившимися глазами и помешала сосредоточиться на письме. Уф! Какая-то выжившая из ума старуха, наверное, старая кухарка, которую господа держат в доме из милости. И ничего больше. Вон, вон ее из головы!
Джеффри лег на траву и задал себе серьезную работу. Если адресовать письмо миссис Арнольд Бринкуорт, как потом узнать, получила ли Анна письмо? — кружилось у него в голове. Тут, однако, опять вмешалась немая кухарка.