Домой я попала в половине восьмого. И в лифте сообразила, что у Андрея как раз начался спектакль и у многих людей в зале будет вырабатываться гормон счастья. У женщин уж наверняка. И вероятно, не будет ни одной, которая не хотела бы его. Какой ужас! Во что я влипла?
— Мам, в гимназии была?
— Была. Заплатила сто долларов.
— А про меня говорили?
— Да. Сказали, что ты грубая.
— Небось Донна Анна насплетничала?
— Конечно. Ох, как я устала, ужас!
— Ну еще бы, всю ночь утешать подругу…
Я решила смолчать. Сил не было. Полина у Себя в комнате слушала Витаса, чего я совсем не понимала. Ну еще смотреть на него можно. Красивый, пластичный, но слушать… Но Полька «фанатела», и у нее над кроватью висел его портрет. Каждому свое.
И вдруг позвонил Венька:
— Бусечка, я приехал!
— Ну что там?
— Можно я заеду?
— Когда?
— Сейчас.
— Если сейчас, заезжай, а то я хочу пораньше лечь. Устала.
— Я ненадолго.
Я открыла и ахнула. У него был такой измученный вид, как будто невесть что случилось. Мы обнялись.
— Буська, я так привязался к тебе за эту поездку.., так скучал… Буська, ты что опять с собой сделала? Мне твоя грива ужасно нравилась. Чаю дашь?
— Пошли на кухню.
— А чего так тихо? Потомка где?
— Витаса слушает в наушниках. Ты есть не хочешь?
— Честно? Хочу. А что у тебя есть?
— Диетический супчик. Могу яичницу с кабачком сделать.
— Хорошо. Пока будешь делать яичницу, похлебаю твоего супчику.
У меня слезы на глаза наворачивались. Он так осунулся за эти дни.
— Венечка, ты сперва поешь, а потом все расскажешь.
Я сунула в микроволновку бульонную чашку с нашим диетическим супом.
— Сейчас согреется, а я пока почищу кабачок.
— Буська, знаешь, что я решил?
— Ну?
— Заберу к себе Рахиль с Венчиком. Насовсем.
— С ума сошел!
— Нет. Ты понимаешь, оставлять там Венчика я не хочу, и разлучать его с Рахилью тоже.
— А она-то согласна?
— Она жаждет. Знаешь, она золотая старуха. Я встречался с Сонькиной мамашей. Это красивая, еще нестарая баба, карьеристка и, судя по всему, блядь, для которой внук весьма неприятная подробность ее биографии. Не знаю уж, какой там она врач… Я бы не хотел у нее лечиться. Я так понял, что она не возражала бы, если бы эта досадная подробность куда-то делась.
— А Сонька?
— Сонька устроила жуткую истерику: «Я сына не отдам, ты не отец, ты знать о нем не хотел…» И все такое. Ну я сказал, что знать я не хотел о ней, и теперь тоже не хочу, а вот про сына как узнал, так и… Тогда она потребовала.., выкуп.
— Выкуп? — Я не поверила своим ушам.
— Ага.
— И много?
— Двадцать тысяч баксов.
— Ого! А ты что?
— Согласился. Только сказал, что сразу заплатить не смогу. В несколько приемов.
— Слушай, это чудовище какое-то.
— Наркоманка, что сделаешь.
— Она колется?
— Пока нет. Нюхает. А Рахиль… Она так хорошо воспитывает Венчика… Он уже учится музыке. Она, оказывается, до приезда в Израиль была флейтисткой во Львовском оперном театре. А как она готовит!
— Венька, ты уже заплатил?
— Нет. У меня с собой таких денег не было. Через две недели будет готов анализ на ДНК. Я полечу туда, дам этой суке семь тысяч в зубы…
— Только расписку возьми.
— Нет, расписку я брать не буду. Я просто дам ей деньги в обмен на разрешение вывезти ребенка.
— Ты не прав. Расписку надо взять в любом случае. И в тексте зафиксировать, что эти деньги она получила за отказ от воспитания ребенка или что-то в этом роде. Просто если она вдруг начнет возникать, в любом суде такая расписка пригодится. Симпатии будут не на ее стороне.
— Ты разумная, Буська, просто ужас. А супчик твой — говно говном, уж извини. То, что называется брандахлыст. Давай скорее яичницу. Ты бы знала, как Рахиль готовит кисло-сладкое жаркое! Полжизни не жалко. А знаешь, что Венчик любит больше всего на свете?
— Мороженое?
— Нет! Пиццу!
— Ну это многие дети любят. Как и биг-мак.
— Странно, да? Ты понимаешь, мы с ним ходили в «Лондон», ели пиццу. Он ее уплетал, глазки сияли, а я таял как идиот… Никогда не хотел детей… Думал, что еще не созрел… А тут вдруг…
— Вень, а ты уверен, что тебе не надоест?
— Что?
— Все. Венчик, Рахиль, отсутствие свободы. Ты же вольная пташка.
— Дуреха ты. Про голос крови слыхала? И потом… Мне не хватает семьи. Меня же подвергли остракизму…
— Брось! Если б не твое упрямство и не упрямство твоего отца… Тетя Таня уже давно раскаялась…
— А я не простил, может быть. И потом, знаешь, эта свобода никуда не денется. Рахили нужен не я, а Венчик. Хотя она ко мне очень тепло относится. Она тоже одинока. Вот мы и встретились. Два одиночества. Вернее, даже три.
— А вдруг ты влюбишься?
— Ну и что? Если эта предполагаемая возлюбленная не захочет Венчика, то пусть гуляет. Будем подбирать такую, чтобы нас с Рахилью устраивала.
— Но ведь ты уезжаешь постоянно — гастроли, съемки, теперь еще и антреприза. Как Рахиль будет тут одна с Венчиком, ты подумал? Она ведь в Москве, как я понимаю, никогда не жила.
— А у меня есть двоюродная сестра, которая их не бросит в беде. И Никаноровна еще.
— Ты что, собираешься их поселить в родительскую квартиру?
— Да боже меня упаси! Я просто продам свою и куплю трехкомнатную.
— Господи, где ты столько денег наберешь?
— Ну кое-что у меня есть, еще я займу.., деньги — дело наживное.
— Да, братик. Ты круто взялся.
— Я такой! Ты же знаешь, если я чего-то хочу, если поставлю себе цель…
— Да уж, кто-кто, а я это знаю! Яичница готова!
— Только не клади на тарелку! Обожаю жрать со сковородки!
— Да знаю эти твои плебейские замашки!
— Так ты меня одобряешь?
— По большому счету.., да! Целиком и полностью! И всегда помогу чем смогу. Мне приятно иметь племянника, который в неполных четыре года классно читает «Анчар». Может, еще актером станет.