Кен протянул этому парню авторучку. Что же произошло? Как только тот увидел ее, то побледнел, и его пальцы задрожали. Означало ли это, что он выглядел виновным? Мнимый Драммонд сохранял хладнокровие, даже когда мы ему не верили. Конечно, он мог запаниковать при виде авторучки, но в реальной жизни люди не бледнеют и не кричат, сталкиваясь с уличающим их доказательством, а борются жестко и хладнокровно. Бледнеют они, когда видят нечто подтверждающее то, чего они опасались раньше. Почему же этот парень так себя повел при виде ручки?
Суть дела заключалась в следующем: имело его самозванство благую или дурную цель? Подумав, я решил, что происходящее похоже на невинное самозванство. Конечно, это была всего лишь догадка, которую следовало проверить. Даже если самозванство невинное, кто этот парень? Черт возьми, подумал я, ведь он похож на Харви Драммонда, как родной брат…
Брат! Я вздрогнул при этой мысли. Мог ли наш знакомец оказаться Гилбертом Драммондом, который считался убитым в Марселе? (Помните, что я все еще оперировал смутными непроверенными догадками.) Я никогда не встречал подлинного Гилберта Драммонда. Возможно ли, чтобы с помощью усов (явно фальшивых) и ватной подкладки в костюме Гилберт сошел за Харви? Если так, то где настоящий Харви? И кого убили в Марселе?
Мы находились на весьма спорной, если вовсе не на мифической почве. Существовала сильная вероятность, что я гоняюсь за тенями, и что этот человек может быть Фламандом. Поэтому я применил два теста. Тест номер один: я заявил, что он Гаске, и он признал это.
Миддлтон потянул себя за верхнюю губу.
— Таким образом, — сказал он, — убедив всех подозрительно настроенных, что он действительно Фламанд?
— Напротив, сынок. Это убедило меня, что он не может быть Фламандом и вообще мошенником. Фламанд знал, что Гаске должен здесь присутствовать, — возможно, даже догадывался, под какой личиной. Поэтому, если бы он объявил себя Гаске, вся игра была бы проиграна. Любой мошенник, играющий роль, — я имею в виду его первую роль Харви Драммонда, — придерживался бы ее до конца, а не стал бы перевоплощаться в другого персонажа в середине пьесы. Тем более что остальные больше сомневались в словах Кена, чем в его… Следовательно, зачем этому человеку заявлять с иронической усмешкой, словно наслаждаясь шуткой, что он Гаске?
— А вы не подумали, сэр, — спросил Фаулер, — что это могло произойти по той странной причине, что он действительно Гаске?
— Я был уверен, что это не так, — невозмутимо отозвался Г. М. — Мой второй тест это подтвердил. Я дал ему серную спичку.
— Не понимаю, — сказал Хейуорд.
— Естественно. Не многие американцы и англичане это бы поняли. Зато любой француз понял бы сразу. Серная спичка, ребята, дьявольская штука, присущая Франции. Смотрите, вот одна из них. Для нас она выглядит как обычная большая спичка. Вы чиркаете и сразу же подносите ее к сигаре, а когда затягиваетесь, сернистая волна попадает вам в горло и едва вас не душит. Чтобы избежать этого, нужно подождать пару секунд, пока сера не выгорит, а потом зажечь сигару. Любой француз это знает и поступает так инстинктивно. А если вы видите, как кто-то зажигает такую спичку и втягивает серу в горло, можете прозакладывать последнюю рубашку, что он не француз… Когда я дал этому парню серную спичку, он задохнулся. Значит, он не был ни Гаске, ни вообще французом. Это подтверждало мои подозрения, что он мог быть англичанином и Гилбертом Драммондом.
Зачем притворяться Гаске, когда его могут разоблачить, если появится настоящий Гаске? Мне пришел в голову ответ: он не возражает, чтобы его разоблачили. Причуда назваться Гаске щекотала какой-то сатирический нерв — ведь он действительно совершал миссию мести и действительно знал, кто такой Фламанд. Это не было притворством — он был уверен, что знает Фламанда. Почему? Знал ли он это все время, или ему подали какой-то намек рассказ Кена и авторучка? Инцидент с авторучкой становился все более значительным. А что случилось потом? Мы сказали ему: «Если вы Гаске, покажите нам Фламанда». И он ответил с яростью, к которой примешивался триумф: «Да, я покажу вам Фламанда, но не сейчас, а вскоре». Почему же не сейчас, если кота выпустили из мешка? Зачем давать Фламанду шанс спастись? Другие его слова также наводили на размышления: «Мои люди скоро будут здесь, и они доставят арестованного в Париж». Казалось, все зависит от чьего-то прибытия. Чьего же? Никаких «людей» у него не могло быть — он не был Гаске и не имел никаких полномочий. Не ждал ли он прибытия в замок своего двойника, прежде чем ловушка захлопнется? «Предположим, — сказал я себе, — этот парень — Гилберт Драммонд, а в Марселе убили Харви. Предположим. Гилберт занял место брата, чтобы найти и поймать убийцу, так как тот убил Харви и украл его документы с целью занять его место». Но так как это снова была догадка, мне пришлось ждать.
Теперь вы понимаете, почему я не подозревал, что этому парню грозит опасность. Я думал, что убийца — Фламанд — еще не прибыл в замок. В действительности он все время тайно находился здесь, но мы этого не знали. Гилберт (будем называть его настоящим именем, чтобы не запутаться) ждал, что убийца появится в роли Драммонда. Наверху у него были документы, доказывающие, что он Гилберт, что Харви мертв и что в его гибели виновен Фламанд. Но Гилберт не знал, что дамба разрушена, а когда Фламанд тайком проник в замок, он не знал, что ее разрушат.
Однако я забегаю вперед. Обо всем этом я еще не догадывался, а просто сидел и думал. Вскоре мы нашли беднягу убитым. Господи, для меня весь мир перевернулся вверх ногами! «Сынок, — сказал я себе, — ты снова витал в облаках — твои догадки не подтвердились. Ты был не прав, так как дамба снесена, и никто не мог сюда пробраться. Забудь свои нелепые идеи». Вот почему я вел себя так дико, когда произошло убийство и после того, как нам в темноте подбросили издевательскую записку.
Тогда я начал по-новому располагать фрагменты картинки-загадки. Лучшим способом это сделать было уяснить последовательность событий. Что происходило после того, как мнимый Гаске (кто бы он ни был) поднялся наверх? Как вы помните, он поднялся на несколько минут раньше остальных. Что произошло в промежутке? Он вышел в коридор, поговорил с Огюстом (как я выяснил, по-английски) и спросил, куда отнесли его багаж. Огюст показал ему его комнату. Там он увидел два чемодана и обнаружил, что портфель исчез. (Теперь нам известно, что его по ошибке отнесли в комнату Эбера, но бедолага этого не знал.) Он отправил Огюста вниз на поиски. Пока Огюст искал портфель, никто не видел этого парня. Потом Огюст поднялся на второй этаж… и увидел, как он выходит из комнаты Хейуорда.
Огюст снова спустился, а остальные поднялись в свои комнаты. Огюст собирается посмотреть, не остался ли портфель в самолете, но Жозеф и Луи уже разрушили дамбу. Огюст поднимается в комнату Гилберта и сообщает, что дамбу снесло. Гилберта это приводит в ярость. Огюст идет в комнаты д'Андрье и наблюдает за задними окнами мнимого Гаске, покуда д'Андрье наблюдает за дверью. Правильно?
— Правильно, — согласился д'Андрье. — Добавлю, что при этом я не видел никого входящего в бельевую, что сильно все запутало.