– Ну, сэр, – сказал он, – на этот раз вы оказались в самом пекле, верно? Да. Знаете, я уже начал к этому привыкать. Я уже начал привыкать к тому, что меня вытаскивают из постели среди ночи, говорят, что творится какая-то чертовщина, и что дело опять не обошлось без сэра Генри Мерривейла. Мне снова повезло! В кои-то веки мне представился шанс заняться чем-нибудь поинтереснее кровавой резни в Попларе или вооруженного налета на магазин в Вест-Энде. Что скажете, сэр?
Г. М. поднял огромный кулак и потряс им. Он с явной обидой воспринял лучезарный сарказм Мастерса.
– Сынок, – сказал Г. М. – Я оказался в самом пекле не только в смысле того, что был на месте преступления во время его совершения. Черт меня побери, а что я мог сделать? Они мне говорят: «Мы собираемся сыграть в одну маленькую игру». И что? Какой аргумент я должен был привести, чтобы остановить их? Я лично сам прочесал всю комнату и готов был поклясться, что никаких фокусов в ней нет. Даже если бы я и захотел им помешать, как, спрашивается, я мог это сделать? Мне нужно было выбежать на улицу и ухватить за шиворот полисмена? «Ради бога, констебль, пойдемте скорее! Одному из гостей лорда Мантлинга угрожает страшная опасность. Он собирается войти в комнату и там посидеть». И что бы он мне ответил? «Сэр, я бы посоветовал вам сейчас пойти домой и хорошенько выспаться». И вот к чему все привело… Конечно, вам сейчас весело. Поначалу. – Г. М. никак не мог удобно устроиться на кровати. – Это потому, что у вас под рукой есть я и не могу уйти, даже если бы захотел; я свидетель, и, если хотите знать, чертовски обеспокоенный свидетель. Мастерс, я – напыщенный болван. Как бы вы себя чувствовали, узнав такое о себе? Легко оправдываться: «А что я мог сделать?» Вся соль в том, что я и вправду ничего не предпринял.
– Ну-ну, – успокаивающе сказал Мастерс, – нельзя забывать…
– Нельзя забывать, – прервал Мастерса Г. М. и ткнул пальцем в его сторону, – о том, что я еще не сумел разобраться, от чего бедняга мог умереть. До сих пор не сумел. Сказать по правде, сынок, я в полном недоумении – во всяком случае, пока.
Мастерс снова ущипнул себя за нижнюю губу. Он думал.
– Да, сэр, это, без сомнения, весьма странный случай, – признал он и обвел глазами комнату. – Я имею в виду, что обстоятельства дела очень необычны, а улики – еще необычнее. Но есть кое-что, что мы можем доказать. С этого и начнем. Жертва, без сомнения, была отравлена. Полагаю, здесь никаких сомнений?
– Нет, конечно. Отравлена. Надеюсь, это вам поможет.
– А разве нет? Так, идем дальше. Посмотрим, что у нас есть. Вполне возможно – и на старуху, знаете ли, бывает проруха, – что комната все же опасна. И если мы найдем ядовитую ловушку и характерную отметину на теле парня…
Г. М. предпочел промолчать. Он сидел и часто моргал, глядя на Мастерса поверх очков. Продолжалось это довольно долго. Потом Г. М. высказался:
– Ага. Если так случится, то вы сможете с полным правом веселиться еще пуще, чем сейчас. Мне кажется, я знаю, от какого именно яда умер Бендер. Но лучше подождать результатов официального осмотра. Для вящей уверенности. А пока доктор Блейн не закончил, давайте поиграем в игру под названием «предположения». Давайте предположим, что вы не найдете здесь никакой ловушки, никаких устройств или средств для впрыскивания яда под кожу жертвы. Что тогда?
Мастерс посмотрел на Г. М.
– Простите, сэр Генри, – сказал он, – но не слишком ли вы… да и остальные присутствующие… не слишком ли близоруко вы смотрите на вещи? А? Ну подумайте сами! У вас на уме только отравленные иглы. Они вас просто загипнотизировали. Вы не рассматриваете никаких других возможностей, кроме отравления ядом местного действия, вводимого в ткани тела. Однако взгляните на факты. Я не медик, но о ядах кое-что знаю. По долгу службы. Так вот: вспомните его позу! Как при столбняке: рот оскален, плечи отведены назад, голова втянута в плечи и тоже откинута назад. Спина немного выгнута. На медицинском жаргоне – опистанатос. Одна нога поджата, хотя обе должны быть вытянуты, что… хм…
– Не вписывается в общую картину?
Мастерс примирительно кивнул:
– Если хотите. Я вот что хочу сказать: перед нами более или менее точная картина отравления стрихнином, а стрихнин можно и проглотить. Проглотить, сэр, без всяких игл. Вы скажете, что в этой комнате нет никакой емкости, ничего, в чем мог бы находиться яд. Ее и не должно быть! Ему каким-то образом дали яд до того, как он вообще вошел в комнату. Стрихнину нужно некоторое время, чтобы подействовать. Оно варьируется в зависимости от дозы и… хм… восприимчивости жертвы. Но, – Мастерс ткнул пальцем в ладонь, словно в листок бумаги, – остаются симптомы. Например. – Он повернулся к Терлейну: – Вы, сэр, описали мне, в каком виде нашли мистера Бендера. Я позволю себе процитировать по памяти одно предложение из справочника по судебной медицине: «Жертва отравления стрихнином в первую очередь чувствует некоторую скованность в области шеи, а его взгляд выражает дискомфорт или ужас». Не правда ли, очень напоминает то, как вы описывали мистера Бендера? Спасибо. Вот так.
– Хватит болтать попусту, – сказал Г. М. – Ваша мысль понятна. Но хорошо. А как быть с синюшностью лица?
Мастерс замялся:
– Да, признаться, немного странно…
– Странно?! – прорычал Г. М. – Да чушь все ваши теории, больше ничего. Брось, сынок, ты и сам не хуже меня знаешь! Если у жертвы отекло и посинело лицо, значит, яд воздействовал на дыхательную систему. Жертва в первую очередь лишается возможности закричать. Стрихнин же воздействует на спинной мозг. Если Бендеру кто-то подсыпал стрихнин, почему он не позвал на помощь, когда почувствовал, что яд распространяется по телу? Он даже не пикнул. И на несварение он не жаловался – а вы утверждаете, что он отравился ядом, являющимся одним из самых болезненных в вашем справочнике. Он не мог позвать на помощь. Яд парализовал его мускулы. Он стал трупом еще до того, как умер. Я особенно хочу подчеркнуть, сынок, что его убил чертовски быстро действующий яд. И он был введен в этой комнате. Кроме того, Бендер не мог его проглотить.
– Почему?
– Потому что он отравился кураре, – сказал Г. М.
После паузы, во время которой Мастерс снял котелок, аккуратно положил его на стол и достал записную книжку, Г. М. мрачно продолжил:
– Любой другой токсин – и я бы с тобой согласился. Но только не кураре. Кураре – исключение. Оно абсолютно безвредно, если его проглотить. Можно намазать его на хлеб, выпить с пивом – вы ничего не почувствуете. В то же время многократно меньшая доза, введенная под кожу, убьет вас в течение десяти минут. Естественно, что кураре имеет схожие со стрихнином симптомы отравления. Их получают из одного и того же растения: Strachnos Ignatii, если вам интересно. Но кураре во много раз смертоноснее стрихнина. Южноафриканские индейцы обмазывают им наконечники стрел. Каким-то образом этот яд проник в тело Бендера.
Мастерс задумчиво сказал:
– Яд для стрел. Да, я слышал о нем. – Он улыбнулся. – Ну, ну, сэр, не расстраивайтесь! Удивительно видеть вас расстроенным. Признаюсь, я и сам немного выбит из колеи. Но все это пока теория. Мы возвращаемся к постулату, что где-то в комнате находится смертельная ловушка. Значит, комнату нужно обыскать, – с мрачным удовлетворением заявил Мастерс, – и могу без ложной скромности сказать, что я как раз тот человек, который вам нужен.