– Угу. Вполне возможно. Этот эконом кажется мне… Ладно, не имеет значения. Но вы все же думаете, что инцидент с противогазом связан с убийством?
– Может быть, да, а может быть, нет. Могу лишь сказать, что он показался мне особенно безобразным. Сам не знаю почему.
– Я могу вам объяснить, – проворчал голос тоном знающего обо всем больше всех. – Потому что это проделка инфантильного ума. Инфантильный ум замыслил это убийство со всеми его деталями. Вы имеете дело, сынок, с взрослым человеком, чье развитие заторможено. Хуже всего то, что заторможенность не коснулась ума и осторожности, а это чертовски скверная комбинация. Вы провели какое-нибудь расследование? Например, попытались выяснить, где были все пассажиры между без четверти десять и десятью вчерашнего вечера?
– Вы думаете, убийца – пассажир?
– Нет, сынок. Он может быть пассажиром, судовым офицером и кем угодно вплоть до кота кока. Но мы должны с чего-то начать. Вы опросили пассажиров? Или узнали, где они находились?
– Нет. – Макс задумался. – Могу сообщить вам, что говорят некоторые из них. Вэлери Четфорд была в моей каюте. Доктор Арчер плавал в бассейне внизу. Латроп прогуливался по палубе. Об остальных мне ничего не известно.
– А француз?
– Никакой информации. В начале двенадцатого он был в своей каюте, но это ничего не значит.
– Кроме того, французский офицер не должен был носить… – Г.М. оборвал фразу, и тишину заполнил плеск волн. Когда он заговорил снова, в его голосе звучали недоверчивые нотки. – Господи, неужели в этом что-то есть? Я как раз думал о субботнем утре…
– По-вашему, француз как-то в это замешан?
– По-моему, сынок, ему что-то известно, – серьезно отозвался Г.М. – А я очень хотел бы знать, что он пытался сказать двум охотникам за отпечатками пальцев, когда они застали его в каюте прошлой ночью. Я также думаю…
– Да?
Ответа не последовало. Г.М. молчал так долго, что Макс подумал, не заснул ли он, положив локти на поручень. Но, напрягая зрение, Макс мог различить только тусклое поблескивание стекол очков и закутанную в плащ фигуру, напоминающую толстую горгулью на крыше собора.
– Я не могу этим заниматься! – сердито буркнул Г.М. (Это означало, что он наткнулся на препятствие, но не желал этого признавать.) – Черт возьми, неужели мне не достаточно хлопот? Неужели каждое замысловатое преступление в мире нужно взваливать на мои плечи?
– Это может оказаться связанным с вашим департаментом, Г.М., – спокойно сказал Макс.
– Что вы имеете в виду?
– Шпионаж.
Г.М. снова замолчал. Едва ли стоит напоминать, что Макс не мог читать его мысли по выражению лица. Во-первых, было слишком темно, чтобы вообще разглядеть чье-либо лицо. Во-вторых, игроки в покер в клубе «Диоген» находили это занятие бесперспективным даже при ярком свете. «Эдвардик» медленно покачивался, и казалось, будто маленькие звездочки на черном небе тоже раскачиваются над бортом.
– Возможно, – согласился наконец Г.М. Его голос звучал не слишком уверенно. – Шпионаж, сынок, в эти дни далеко не шутка. Он широк, глубок, как этот океан, и в нем легко можно утонуть. Он стал куда глубже, чем был двадцать пять лет тому назад. Шпионаж вовсе не так увлекателен, как его расписывают, и в нем участвуют отнюдь не колоритные личности. Обычно вражеский агент – весьма незначительная персона. Клерк, стряпчий, девушка, пожилая женщина… Их объединяет не жажда наживы или изощренное коварство, а фанатичный идеализм. Можно расстрелять многих из них, не причинив особого беспокойства Генеральному штабу. Но каждый из этих маленьких клещей является потенциальной угрозой для жизни. Взять, к примеру, этот корабль. Предположим, в освещенной каюте кто-то оставит открытым на всю ночь иллюминатор. Для этого не требуется особого ума. Но, учитывая то, что свет виден в море на расстоянии пяти миль, результат может оказаться катастрофическим для нас.
– По-вашему, кто-то способен сделать это, рискуя взлететь на воздух вместе с остальными?
Г.М. тяжко вздохнул:
– Если бы вы были фанатичным идеалистом, сынок, то не сомневались бы, что капитан субмарины, как истинный джентльмен, не откроет огонь, прежде чем все не сядут в шлюпки.
– А вы в этом сомневаетесь?
– Уверен, что и вы тоже.
– Но вдоль шлюпочной палубы выставлены дозорные. Разве они не заметят свет?
– Вероятно, заметят, – признал Г.М. – Тем не менее попытка не пытка. Перед отплытием из Нью-Йорка я получил информацию, что одна из женщин на борту этого корабля – вражеский агент. Не знаю, надежна эта информация или нет. И я ничего не разглашаю. Напротив, я бы хотел передать эту новость по радио или повесить на доске объявлений, как предупреждение о карточных шулерах. Но ваш брат сказал «нет». Он капитан, а я всего лишь старый маразматик. – В голосе Г.М. послышалась горечь. – Спросите кого угодно в Уайтхолле.
Макс уставился на фосфоресцирующий туман, клубящийся и мерцающий сорока футами ниже.
– Женщина… Вы не имеете в виду Эстелл Зия-Бей?
– Я не знаю, кто имелся в виду, и капитан тоже не знает – это он получил анонимное письмо. По-моему, скорее речь идет о ком-то из стюардесс. Какая-нибудь мечтательная особа, которая искренне полагает, что служит великой цели, и которую скорее следовало бы хорошенько отшлепать, чем расстрелять.
– И поэтому вы на борту «Эдвардика»?
– Хо-хо! – усмехнулся Г.М. – Нет, сынок. Рад сообщить, что собираюсь поджарить другую рыбу. Кем бы ни была эта гипотетическая шпионка, она не «Мадемуазель доктор», [20] а просто дура. Но плюс к этому здесь произошло убийство, что является, мягко выражаясь, странным совпадением. – Он играл идеями, как кот клубком шерсти. – Убийство спланировано с большим опытом, и это меня беспокоит. Возможно, скрывающийся за ним ум инфантилен, но достаточно эффективен и быстр, чтобы добиваться результатов. Надеюсь, нас не ожидают новые забавы и игры.
– О чем вы?
– Ну, предположим, я сейчас переброшу вас через перила. Вы мигом пойдете ко дну, сынок.
Макс невольно поежился. В такой темноте нелегко определить, кто друг, кто враг. Можно обернуться и увидеть совсем не то выражение лица, которое ожидаешь.
– Лучше не пытайтесь, – предупредил он. – Со мной нелегко справиться, и я хорошо плаваю.
– Сомневаюсь, что это вам поможет. Вас попросту не смогут отыскать. Посмотрите вниз. Там черно, как в Тартаре! Вы утонете или замерзнете до смерти, а шестьсот человек будут слышать ваши крики, но не смогут вас спасти, так как не осмелятся включить прожектор. Это затемнение словно создано для удобства убийцы.
Макс снова поежился.