– Справедливость заставляет меня сказать, миссис Салливан, – заговорил я, – что я не верю, будто эти двое покончили жизнь самоубийством.
– Вот как?
– Кто-то застрелил их обоих. От полиции вы, вероятно, услышите иную версию, но это правда. Пока что мы не будем больше это обсуждать. Вы поедете ко мне домой.
– Но я не захватила никакой одежды!
– Не важно. Рядом живет девушка, которая об этом позаботится. Вам необходимы еда и сон. Если вы чувствуете достаточно сил, чтобы ходить, давайте спустимся.
С дороги послышался настойчивый гудок автомобиля, и Белл невольно вскрикнула. Я подошел к окну. Сэр Генри Мерривейл с выражением неописуемой злобы на лице, склонившись вперед, тыкал кончиком костыля в кнопку клаксона.
– Я человек терпеливый, – заявил он, – но у меня на лысине выступает роса, а сломанный палец сигналит о начинающейся пневмонии. Более того, меня настиг мой тюремщик, и я хочу попрощаться.
Пол Феррарс выходил из древнего «форда», стоящего позади полицейской машины. Судя по его удивлению при виде моего лица в окне, он, очевидно, полагал, что Г. М. оказался в весьма странной компании.
– Мы сейчас спустимся, – сказал я.
Белл не возражала. С сожалением признаю, что она начала заикаться, а ее походка стала не вполне твердой. Но, учитывая обстоятельства, алкогольная анестезия пришлась кстати. Покуда Крафт запирал дверь верхней комнаты, я помог Белл спуститься по лестнице.
Когда мы вышли из студии, Г. М. и инвалидное кресло – последнее вверх дном – уже переместили в «форд», что было более чем удачно. Отвозя Г. М. в Ридд-Фарм, нам бы пришлось пересекать край Эксмура, что вызвало бы у Белл Салливан не слишком приятные воспоминания.
Феррарс в испачканных краской фланелевых брюках прислонился к борту своего «форда», покуривая трубку из вишневого дерева. Его смышленая длинноносая физиономия под светлыми волосами, которые он сознательно не причесывал, сохраняла безмятежное выражение, покуда он не увидел девушку. Тогда у него отвисла челюсть.
– Господи! – пробормотал он, подхватив налету выпавшую изо рта трубку и хлопнув другой рукой по корпусу автомобиля. – Белл Ренфру!
Белл повернулась и двинулась назад в студию. Я схватил ее за руку и заставил повернуться.
– Все в порядке. Это наши друзья. Они не причинят вам вреда.
– Белл Ренфру! – повторил Феррарс. – Что ты делаешь в этих краях? И что с тобой сделали после стольких прекрасных дней, которые мы провели вместе?..
– Это не мисс Ренфру, сэр, – прервал суперинтендент Крафт, – а миссис Салливан. Миссис Барри Салливан.
– О! – произнес Феррарс. После паузы он добавил, слегка покраснев: – Прошу прощения, – и после очередной паузы вскарабкался за руль «форда».
Г. М. на заднем сиденье внимательно смотрел на нас.
– Мэм, – мягко обратился он к Белл, – я старик. Меня считают столь же тактичным, как кирпич, бросаемый в люк. Я не хочу беспокоить вас в такой момент. Но в моих привычках также помогать хромым собакам перелезать через изгородь. Что касается вашей истории…
– Вы слышали ее?
– Ну… вы говорили достаточно громко. Инвалид в состоянии не только сидеть и думать. – В этот момент я протянул ему флягу, решительно отвинтив крышку. – Если вы не возражаете ответить мне на пару вопросов, прежде чем истощится эффект бренди, это могло бы помочь нам в той неразберихе, в которой мы оказались.
– Барри не убивал себя! – вскрикнула Белл. – Ему бы на это попросту духу не хватило! Можете спрашивать меня о чем хотите.
– Отлично. Когда и где вы поженились?
– Значит, вы думаете, что я солгала насчет этого?
– Вовсе нет. Я всего лишь домогаюсь информации.
– Ну а я ничего не домогаюсь, – сказала Белл. – Мы поженились в Хампстеде [21] 17 апреля 1938 года.
– Барри Салливан – это настоящее имя вашего мужа или сценический псевдоним?
– Настоящее имя.
– Откуда вы знаете?
– Потому что он подписывал им письма, чеки и все, что угодно! Не знаю, что еще вам нужно.
– Вы когда-нибудь бывали в Соединенных Штатах, миссис Салливан?
– Нет.
– А вообще за границей?
– Нет, никогда.
– Угу. Так я и думал. – Он притронулся костылем к плечу Феррарса. – Поехали, сынок.
Звук мотора «форда» нарушил вечернюю тишину. Феррарс дал задний ход и развернул автомобиль. Лысый затылок Г. М. зловеще блеснул, когда они поехали по аллее.
Я пишу это в середине ноября, когда ветер сотрясает окна и над землей кружит смерть. В сентябре бомбардировщики появились над Лондоном. Всего несколько ночей назад они атаковали наши провинциальные города – сначала Ковентри, потом Бирмингем. Говорят, следующим будет Бристоль или Плимут.
Мне приходит в голову, как сильно изменилась жизнь с того времени, о котором я пишу. Вплоть до лета 1940 года мы ни в чем не испытывали особого недостатка. Нормирование бензина не создавало больших трудностей. Продукты, хотя также частично нормированные, оставались в изобилии. Вы могли приглашать гостей к обеду, ни о чем не беспокоясь.
Я подумал об этом в связи с вечером того понедельника в июле, когда Белл Салливан впервые заночевала у нас.
Мы все влюбились в нее – Том, миссис Харпинг и я. Она была из тех, кого молодое поколение именует «клевыми», и ее большие глаза разили наповал. Белл быстро восстанавливала силы. Когда мы привезли ее, шок, как я и предвидел, дал о себе знать в виде озноба, тошноты, учащенного и в то же время едва прощупывающегося пульса. Девушка почти ничего не могла есть.
Но миссис Харпинг приготовила Белл ванну, и мы уложили ее в постель с грелкой и в пижаме Тома. К одиннадцати вечера, хотя Том дал ей сульфонал, чтобы она поспала, Белл сидела в кровати с иголкой и ниткой, зашивая прореху в платье, которое неутомимая миссис Харпинг успела почистить и выгладить.
Тому очень понравилась девушка – он стал еще более дидактичным и невыносимым, чем обычно. В начале двенадцатого, когда я сидел в своей спальне, куря единственную трубку, которую мне позволяли раз в день, я слышал их романтический диалог за закрытой дверью в соседней комнате:
– Ради бога, женщина, если хотите говорить по-американски, то говорите на настоящем американском, а не на голливудском. Это не одно и то же.
– Да идите вы…
– Идите туда сами! – рявкнул мой невежливый сын, чье поведение у постели пациента отличается скорее энергией, чем утонченностью.
– Как выглядят мои волосы?