— Кто вы такой, черт возьми? — спросил он воинственно.
— Меня зовут Роджерс, сэр, — ответил верзила учтиво. Голос его звучал как-то безлично, словно исходил из хорошо налаженной машины.
— Зачем вы тут околачиваетесь?
— Видите ли, сэр, околачиваться, собственно говоря, — моя профессия. Вот моя карточка, сэр.
В руке у Роберта вдруг оказалась маленькая четырехугольная карточка.
«Лондонское управление полиции, — прочел он. — Особый отдел. Сим удостоверяется, что Джеймс Артур Роджерс служит в Лондонском управлении полиции в чине сержанта. Настоящим подтверждается его полномочие на исполнение служебных обязанностей».
— Понимаю. — Он возвратил карточку владельцу, держа ее кончиками пальцев, как будто даже прикасаться к ней было противно. — Значит, вы из этих? Я как будто вас раньше встречал?
— Так точно, сэр. В воскресенье двадцатого сентября, между восемью и десятью часами вечера.
— Ну?
— Митинг на улице. Лига свободы и справедливости, сэр. Я был на дежурстве.
— Так вот в чем дело! А теперь вас послали сюда продолжать шпионить за мной?
— Нет, нет, сэр, я здесь по службе охраны — приставлен к сэру Джулиусу.
Роберт откинул голову и захохотал.
— Охрана! — сказал он. — Вот здорово! Нужна она ему! Ну так вот что я вам скажу, а вы, вернувшись в Скотланд-Ярд, можете передать это вашему начальству, — когда наше движение захватит власть, молодчики вроде вас потеряют работу.
— Никоим образом, сэр, — ответил сыщик невозмутимо. — То же самое в прежнее время говорили сэр Джулиус и его сторонники, когда я присутствовал на их митингах. Вам тоже понадобится охрана. Всем она нужна.
Осторожное покашливание за спиной заставило Роберта круто повернуться.
— Извините, сэр… — Бриггс говорил достаточно почтительно, но вид у него был неодобрительный. Очевидно, беседа между сыном хозяина дома и полицейским не предусматривалась традициями Уорбек-холла. Он обратился к сержанту Роджерсу. — Чай для вас приготовлен в комнате экономки, мистер Роджерс, — быстро проговорил он.
— Благодарю вас, мистер Бриггс.
— Я вас не задерживаю, сержант, — язвительно сказал Роберт.
— Весьма признателен, сэр, — ответил Роджерс по-прежнему благодушно и удалился.
Роберт смотрел ему вслед с отвращением.
— Вот с чем нам теперь приходится мириться, Бриггс, — заметил он.
— Вот именно. — Дворецкий кашлянул опять. — Извините меня, мистер Роберт, но не смогли бы вы поговорить со мной сейчас?
Роберт повернулся и молча посмотрел на него. Бриггс стоял в почтительной позе, к которой его приучила многолетняя дисциплина, но его взгляд неуклонно выдерживал взгляд хозяйского сына, и в конце концов Роберт отвел глаза.
Бриггс продолжал тем же почтительным тоном:
— Я затопил камин в курительной, сэр. Пожалуй, там будет всего удобней.
Роберт по-прежнему молча зашагал по коридору, прошел в дверь, которую Бриггс открыл перед ним, и бросился в кресло у камина. Дворецкий, как и положено дворецкому, остался стоять на ковре посредине комнаты, пока Роберт, вытянув длинные ноги, угрюмо смотрел на носки своих ботинок. Молчание стало невыносимым, и наконец Роберт не выдержал. Подняв глаза, он вдруг буркнул:
— Ну, Бриггс? Что же вы ничего не говорите?
— Я надеялся, сэр, что услышу какое-нибудь предложение от вас.
— Мне нечего предлагать.
— В таком случае, сэр, позвольте обратить ваше внимание на то, что моя дочь Сюзанна в настоящее время…
— Вот что, Бриггс! — Роберт вскочил. Его великолепный атлетический торс высился над смиренной фигуркой, стоявшей перед ним. — Какой толк опять подымать всю эту историю теперь? Вы знаете положение дел так же хорошо, как и я. Мы обсуждали его не раз и не два. Я мог думать, что уж кто-кто, а вы можете мне доверять. Я обещал вам раньше и могу обещать вам сейчас…
— Обещания, конечно, дело хорошее, мистер Роберт, — сказал дворецкий твердо. — Но это было уже давно, а теперь нужно подумать о двоих, не считая меня. Давно пора что-либо предпринять.
— Неужели вы в самом деле считаете, что сейчас, когда мой отец опасно болен и в доме полно народу, пора что-то предпринять, как вы выразились. Вы крайне безрассудны, Бриггс. Пока все должно идти, как шло до сих пор. Когда мне подвернется случай поговорить с отцом, я это сделаю.
— Боюсь, сэр, что меня это не устроит.
— Бриггс! — Тон Роберта стал угрожающим. — Вы пытаетесь запугать меня?
— Я не хотел бы быть понятым так, сэр.
— Это наше дело — мое и Сюзанны. Она взрослая и вполне способна сама о себе позаботиться. Если бы ее не удовлетворяло теперешнее положение, она приехала бы сюда и так мне и сказала.
— Она здесь, сэр, — ответил Бриггс спокойно.
— Здесь? — Роберт был явно поражен. — Вы хотите сказать мне, что она сейчас действительно здесь, в этом доме?
— Именно, сэр.
Роберт молчал целых полминуты. Потом сказал тоном человека, признающего свое поражение:
— Вероятно, она хочет меня видеть?
— Нет, сэр. — Бриггс говорил так бесстрастно, словно обсуждал, какой ликер подать после обеда. — Она несколько стесняется видеться с кем-либо в своем теперешнем положении. Это одна из причин, почему она чувствует… мы чувствуем, что было бы желательно выяснить положение как можно скорее.
— Понимаю… понимаю. — Голос Роберта опять стал жестким. — И вы привезли ее сюда с целью поднажать на меня дополнительно? Чистейшей воды шантаж, Бриггс, честное слово.
— Против этого выражения позволю себе протестовать, сэр.
— А что же это такое, как не шантаж? У вас, насколько мне известно, нет другого предлога, чтобы привезти ее сюда.
— Послушайте, сэр, — сказал Бриггс, впервые проявляя какие-то эмоции, — Рождество — время семейных встреч даже для дворецких. Что же касается нажима, то я верю, что он не понадобится. Мы до сих пор полагаемся на то, что вы во всех отношениях поступите как джентльмен.
Слово «джентльмен» в устах Бриггса обладало силой и убедительностью, которые на несколько секунд лишили Роберта дара речи. Может быть, только человек, занимающий такое социальное положение, мог употребить это слово в подобном смысле. Не будучи сам джентльменом, но присягнувший служить знати, он взывал к знамени, под которым он и его товарищи прожили свой век и без которого их служба выродилась бы в простое прислужничество. Как бы Роберт ни был разгневан и встревожен, до него все же дошло, какими глубокими чувствами была вызвана спокойная речь дворецкого. Он с трудом направил беседу вновь на деловой путь.
— Вы только что сказали, что Сюзанна не хочет никого видеть. Но несомненно, другие слуги в доме…