— Давайте подумаем, — ответил Флэк, направив в ее сторону толстый указательный палец. — Давайте подумаем. Конечно, в этом должен разобраться эксперт-токсиколог, на роль которого я не претендую, но, насколько могу судить, если проглотить такое количество карбида, которое мы имеем, целиком, то результат может быть весьма неблагоприятным, даже фатальным. Не могу сказать наверняка, но это не исключено, хотя не хотел бы преувеличивать. Но разве можно проглотить столько шоколадных конфет сразу? Ведь назначение данного продукта — доставить себе удовольствие, почувствовать его вкус, а это исключает вышесказанное. Как едят конфеты? Существуют два способа. Первый, который, по-видимому, предпочитаете вы, леди Барбер, — это откусить и жевать — извините за грубую формулировку, но не знаю, как иначе описать такой процесс. Второй — более медленный, чтобы растянуть удовольствие, который предпочитает господин судья, а именно: сосать, то есть поглощать медленно. Так вот, как свидетельствует ваш вчерашний неприятный опыт… (Надеюсь, вы вполне оправились? Простите, что не осведомился раньше.) Так вот, ваш опыт свидетельствует, что в самый первый момент откусывания, при контакте со слюной, карбид выделяет ацетиленовый газ, подделка тут же выявляется и, соответственно, нежелательный элемент выплевывается. С другой стороны, при сосании ощущения замедляются и подделка выявляется позже, но тем не менее все равно обнаруживается. — Он важно покачал головой. — Все равно обнаруживается! Возможно, между моментом осознания и моментом отвержения некоторое незначительное количество карбида поглощается организмом достаточное для того, осмелюсь сказать, чтобы вызвать очень неприятную желудочную реакцию, но, я уверен, недостаточное для того, чтобы стать летальной дозой. Повторяю, карбид — вполне подходящее средство для осуществления того, что по странной причине и неправильно называется "розыгрышем". А как яд — это ерунда. — Флэк вдруг замолчал, как будто пораженный своим переходом с профессионального языка на обычный, и пробормотал: — Мне пора, я опаздываю на поезд, — и убежал.
— Итак, все сводится к тому, что кто-то решил меня по-глупому разыграть, — мирно произнес судья за вечерним чаем. — Еще кто-то написал мне пару оскорбительных анонимных писем. Кто-то третий, возможно затаивший на меня обиду, — на свободе. Нет ни малейшей причины подозревать, что эти три факта в какой-то мере связаны между собой. Ни один из них — ни вместе, ни по раздельности — не должны вызывать малейшей тревоги. Предлагаю не обращать на них внимания.
— Боюсь, ты ошибаешься, Уильям, — твердо отозвалась жена.
— Моя дорогая, я обдумал этот вопрос со всех сторон после того, как сегодня утром Флэк изложил свою версию. Я знаю, ты его не высоко ценишь, но он разумный человек, и думаю, он знает, о чем говорит. Я все тщательно проанализовал…
— Я заметила, что сегодня в суде ты что-то обдумывал, — съязвила Хильда. — Мне было интересно, что занимало твои мысли. Что же касается меня, то я считаю — думать здесь не о чем. Бесспорно, это не просто совпадения. Инстинкт подсказывает мне…
— Инстинкт! — произнес судья с вежливой издевкой и взмахнул руками.
— Инстинкт, — твердо повторила она. — Я инстинктивно чувствовала с самого начала этой выездной сессии, что вокруг тебя сложилась опасная, угрожающая атмосфера, и считаю, что мы должны с этим бороться.
— Думаю, с атмосферой очень трудно бороться, — заметил Барбер. — Мой инстинкт, если использовать это понятие, подсказывает мне совершенно противоположный вывод. Я уверен, с этого момента и до конца сессия будет проходить нормально и спокойно, если только, конечно, не будет бомбардировок, о которых так много говорят, однако, полагаю, бомбить будут не больше, чем сейчас. Господин секретарь, еще чашку чаю, пожалуйста.
Дерик налил чай и, воспользовавшись моментом, предложил оставить вопрос открытым.
— Завтра мы едем в Уимблингхэм, — сказал он. — До этого в двух городах случились подозрительные инциденты. Если что-нибудь случится в третьем, тогда, я думаю, можно быть уверенными, что это не совпадения.
Судья с готовностью его поддержал:
— Конечно, давайте отложим вынесение приговора. И если после Уимблингхэма я встречу вас живыми и невредимыми, то будем считать, что период невезения — именно так я бы его назвал — закончился.
— Очень хорошо. — съязвила Хильда, — но тебе не надо будет меня встречать. Я еду в Уимблингхэм вместе с тобой.
Дерик не понял сразу, отчего лицо судьи приобрело выражение крайнего изумления.
— Ты едешь в Уимблингхэм? — переспросил Барбер. — Ты это серьезно, Хильда? Но ведь ты знаешь, что ни одна из жен судей никогда не появлялась там.
— Я еду в Уимблингхэм, — твердо повторила Хильда. — И поеду во все города округа. Я чувствую, что обязана быть рядом с тобой.
— Я польщен твоей заботой о моей безопасности, — отозвался судья, — но, мне кажется, ты не представляешь себе, что тебя ожидает. Там ведь такая гостиница…
— Отвратительная гостиница, — кратко уточнила леди Барбер. — Это всем известно. Тем не менее некоторые неудобства я смогу вытерпеть, но рисковать твоей безопасностью не намерена.
Барбер пожал плечами:
— Ну хорошо, если ты так настаиваешь, но не говори потом, что я тебя не предупреждал. К счастью, мы там пробудем совсем недолго. Полагая, что за всеми этими случаями нет ничего серьезного, я беспокоюсь лишь о том, что твои планы нарушатся.
— Никаких особых планов у меня нет. В Лондоне не предвидится никаких мероприятий, заслуживающих внимания. Я хотела еще раз встретиться с Майклом, но это может подождать. Кстати, я получила от него письмо, которое хотела бы обсудить с тобой, когда будет время.
Дерик понял прозрачный намек и вскоре тактично удалился.
Хильда проследила взглядом за уходом секретаря судьи и, как только за ним закрылась дверь, вынула из сумочки письмо.
— Майкл связался с уполномоченными Себальда-Смита, — сказала она.
— Да?
— Он требует пятьдесят тысяч фунтов.
— Пятьдесят тысяч?! — Судья вздрогнул так сильно, что чуть не упал со стула. — Но это абсурд!
— Естественно. По всей вероятности, они приводят доводы, что он изувечен на всю жизнь и его карьера пианиста закончена. Конечно, доходы Себальда в последние годы были…
— Могу себе представить. Но пятьдесят тысяч!
— Я, разумеется, напишу Майклу и скажу ему, что это выходит за пределы разумного. Он хочет знать, какие встречные доводы хотим предложить мы.
Барбер в раздумье почесал макушку.
— Очень трудная ситуация, — пробормотал он.
— Я знаю, но это утверждение ничего нам не дает. — А поскольку Барбер отрешенно молчал, Хильда нетерпеливо продолжила: — В конце концов, Уильям, тебе часто приходилось давать советы клиентам по таким проблемам. Постарайся думать об этом как о предложенном тебе деле. Что бы ты посоветовал?