— Нет.
— А до или после?
— Нет. До того я ни на кого особо внимания не обращал, а после и сам ушел. Меня позвали сразу после того, как миссис Порфир скрылась из виду.
— И ее вы видели по чистой случайности?
— По чистой случайности.
— Жаль, — только и ответил Тримбл, но, помолчав минуту-другую, продолжил: — У меня к вам сообщение от мистера Макуильяма, сэр. Он просил передать, что дознание коронера назначено на вторник, одиннадцать утра, в зале собраний Тисбери. Ему бы хотелось, чтобы вы присутствовали, если у вас найдется время.
— Разумеется, я там буду. Если коронер станет допрашивать свидетелей, я буду готов дать показания.
— Решать, разумеется, коронеру, но, полагаю, дознание будет чистой формальностью. В таком случае ваши показания не потребуются, но я позабочусь, чтобы вам оставили место. У нас будет целая толпа, я бы сказал.
— Несомненно. — Петтигрю глянул на посетителя испытующе. Тому явно не хотелось уходить, хотя с делом он покончил. — Вы еще о чем-то хотели меня спросить? — рискнул он.
— Нет, не думаю, сэр, — отрезал суперинтендант, но все равно словно бы чего-то ждал.
— Сегодня утром я слышал один пустяк, о котором, возможно, стоит упомянуть, — нерешительно начал Петтигрю.
— И что бы это могло быть, сэр? — резко спросил Тримбл.
— Сегодня я познакомился с молодым Годфри Рэнсомом, и он...
— Я уже снял с него показания.
— Совершенно верно. То, что он сказал, не относится ко дню, когда было совершено преступление, поэтому, имея в виду обращение полиции по радио, я подумал, что это могло бы вас заинтересовать. В том случае, если вы, конечно, решите этим заняться.
Затем Петтигрю повторил рассказ Годфри о происшествии на шоссе с миссис Порфир и ее велосипедом и о том, что за ним последовало. Тримбл слушал бесстрастно.
— Благодарю вас, сэр, — нелюбезно сказал он, когда рассказ был окончен. — Когда у меня появится возможность побеседовать с мистером Тодменом, я с интересом выслушаю его версию событий.
— Тодмена? Да, конечно. На самом деле тревожит нас... я хотел сказать, Рэнсома и меня... очевидная связь между миссис Порфир и Хамфри Пурпуром.
Тримбл поджал губы.
— Еще бы она вас не тревожила.
— Понимаете, — настаивал Петтигрю, — у мальчика есть предположение, что возможно... Но как глупо с моей стороны! Разумеется, вы уже это знаете. Иначе не стали бы его разыскивать.
— То есть, сэр?
— Что Пурпур был мужем миссис Порфир. В конце концов, если подумать, становится очевидным. «Пурпур» и «порфир» практически два названия одного и того же цвета — просто в глаза бросается.
— Исключительное в этом расследовании то, — взорвался внезапно суперинтендант, — что все, что я узнаю благодаря упорному труду и расследованию должным путем, уже известно всем и каждому в деревеньке. Я устанавливаю, что миссис Порфир была состоятельной женщиной, а потом мне говорят, что об этом уже годами судачат в деревне. Я устанавливаю, что она была замужем за этим Пурпуром, но с известием об этом меня опережает школьник. Надо думать, я последним во всем графстве услышал, что Тодмен вчера разбился под Богнором. Уж и не знаю, какой сегодня прок от детектива... Правда не знаю. Все кругом посмеиваются в кулак, ничем иным и не заняты. Надо полагать, сэр, вас просто распирает от желания сообщить мне, кто убил миссис Порфир и как и почему он это сделал. А я могу сказать только одно: ничего не желаю слушать. Только не сейчас. Когда я закончу дело, арестую преступника и отправлю его на скамью подсудимых, вот тогда, если захотите, можете прийти и сказать: мол, знали с самого начала. А до тех пор будьте так добры предоставить расследование уголовных дел тем, чей долг ими заниматься!
Когда Элеанор вошла в комнату, ее муж сидел на стуле, держась за живот от смеха.
— Что, скажи на милость, тебя так рассмешило?
— Детектив-суперинтендант Тримбл полиции графства Маркшир, — выдавил со слезами на глазах Петтигрю.
— А мне он всегда казался скорее серьезным человеком.
— Он смешон как раз потому, что так серьезен. А еще довольно жалок. По сути, жестоко над ним смеяться.
— Зачем он к тебе приезжал?
— На самом деле это часть шутки. Формально он приехал сказать, что дознание по делу миссис Порфир назначено на вторник. А на самом деле, сознает он это или нет, с явной целью выместить на мне дурное настроение. Ему понадобилось немало времени, чтобы сорваться, потому что я не давал ему справедливого повода, но в конечном итоге удалось, и теперь он уехал, чувствуя себя во сто крат лучше. Тот еще был спектакль.
— Но зачем ему срываться именно на тебе?
— Ему нужно было как-то спустить пар. Бедолага, очевидно, в полнейшем замешательстве. Пурпур исчез, а Тодмен в больнице, так что два первейших подозреваемых ему недоступны и он страдает от острого приступа досады. А почему он выбрал меня, самоочевидно. Понимаешь, вопреки всем моим стараниям быть пай-мальчиком и не совать нос в то, что меня не касается, я, на его взгляд, все еще враг общества номер один. Мерзкий дилетант, который жаждет его опередить и учит делать свое дело. Сейчас он фактически обвинил меня в том, что я желаю сообщить, кто убил миссис Порфир.
— Какая нелепость, Фрэнк! Как будто ты можешь знать!
— Если уж на то пошло, — сказал Петтигрю, внезапно посерьезнев, — я знаю.
Дознание проводилось в зале собраний Тисбери. В глубине зала сидел на возвышении за столом коронер; по одну сторону от него помещалась скамья с растерянными присяжными, по другую — внушительное собрание представителей прессы. Обстановка вполне соответствовала событию: именно в такой часто можно было видеть миссис Порфир, тихую и незаметную, но незаменимую особу в каждом кабинете, которая подсказывала председателю бесчисленных собраний ответы на неловкие вопросы, зачитывала протоколы заседаний всевозможных приходских обществ, скромно принимая неизбежную дань благодарностей за ценнейшую работу по организации того, сего и третьего. Жителям деревни, набившимся в зал, казалось неестественным, что миссис Порфир не пришла сама, чтобы лично удостовериться, все ли в порядке.
Помимо неизбежного отсутствия предмета разбирательства, наличествовало все требуемое для деревенского «эпохального события». Каждый житель, кто мог втиснуться в здание, был налицо, и большинство терпеливо ждали начала разбирательства уже более часа, когда Петтигрю пробрался на место, оставленное за ним верным своему слову суперинтендантом. Толпа разочарованных опоздавших, которых на его глазах заворачивали у дверей, состояла, как он подметил, в основном из приезжих. Чего и следовало ожидать. В конце-то концов, это местный спектакль. Жаль, подумал он, что предстоящее будет таким коротким и таким скучным.