«Пять дней назад, — отметил про себя Чикуров. — А послание-то какое! Ни тебе здравствуй, ни тебе до свидания… Интересно, кто этот Иркабаев?»
Другая бумажка была прижата к столешнице друзой горного хрусталя. Чикуров взял её в руки.
«У меня два пути. Первый — смерть. Второй — тоже смерть и истязания. Я выбираю первый. Прости меня, господи!»
Дрожащие, пляшущие буквы, строки в конце сползают вниз.
Предсмертная записка.
Следователь показал её понятым, занёс это в протокол.
Помимо этих двух бумажек, на столе лежала стопка газетных вырезок. Чикуров пробежал их глазами. Вырезки были из газет, издающихся в разных городах: Новосибирск, Омск, Воркута, Архангельск, Тамбов… И тематика материалов, затронутая в них, касалась исключительно овощей, фруктов, находящихся (или отсутствующих) в продаже, об опыте хранения сельхозпродукции, о работе потребкооперации в этом направлении, и так далее, и тому подобное.
«Ну что ж, — подумал Игорь Андреевич, — это была профессия покойного. Поле его научной и практической деятельности».
Тут же лежал справочник служебных телефонов Госагропрома СССР и Госагропрома РСФСР.
Игорь Андреевич осмотрел книжные шкафы, забитые научными книгами. Но не нашёл ни одной по овощеводству и вообще относящейся к сельскому хозяйству. Литература касалась исключительно геологии. Книги принадлежали хозяину, учёному-геологу. Не обнаружил следователь и ни единой работы профессора — ни в рукописи, ни в напечатанном виде.
В одном из ящиков письменного стола Чикуров натолкнулся на клочок бумаги со странным списком. В левом ряду — непонятный набор слов: Философ, Свист, Король, Птаха, Каракурт, Борода, Дырка. Все слова — с заглавной буквы.
«Клички, что ли? — размышлял Игорь Андреевич. — А то бы зачем с большой буквы?»
Напротив каждой клички (если это действительно было так) стояла одно— или двухзначная цифра. Со знаком плюс или минус. И только справа от Философа цифра была трехзначная — 510. С жирным минусом.
Чикуров сличил список с предсмертной запиской. И не смог понять, написаны они одной рукой или разными.
«Срочно на экспертизу», — решил следователь.
В том же ящике, в коробке из-под набора фломастеров, лежали квитанции по оплате междугородных переговоров. Среди них затесались три квитанции денежных переводов.
Игорь Андреевич обратил внимание, что переводы посланы на один и тот же адрес, в Иркутскую область. Адресат — Листопадова И.К. Поразили Чикурова суммы — 27 тысяч, 19 тысяч и 6 тысяч. Когда Чикуров рассмотрел на штампах почтового отделения даты, то оказалось, что деньги отправлены после приезда Скворцова-Шанявского из Южноморска и в очень короткий срок. Первый перевод, 27 тысяч, — 29 октября, а вот второй, 19 тысяч, и третий, 6 тысяч, посланы… в один и тот же день — 3 ноября, утром и вечером.
Следователя удивило отсутствие чего-либо, свидетельствующего о личной жизни профессора. Ни фотографий, ни посланий от родственников или друзей.
Не нашёл Игорь Андреевич и документов Скворцова-Шанявского: диплома доктора наук, диплома профессора, служебного удостоверения, пенсионной книжки.
«А с кем он вёл переписку? Надо исследовать содержимое почтового ящика», — подумал следователь.
Не найдя больше ничего примечательного в письменном столе и книжных шкафах, Чикуров тщательно обшарил все углы кабинета. Под массивным креслом он обнаружил окурок сигареты с фильтром. Скворцов-Шанявский не курил, и, значит, окурок был брошен кем-то другим. Окурок был изъят. Затем вместе с понятыми спустились в вестибюль и вынули скопившуюся в почтовом ящике корреспонденцию: газеты «Сельская жизнь», «Советская торговля» и журналы «Закупка сельскохозяйственных продуктов», «Картофель и овощи», «Плодоовощное хозяйство», «Сельское хозяйство России» и «Сельское хозяйство Нечерноземья». Помимо этого — конверты с вырезками из центральных и местных газет все на ту же тематику — овощи, фрукты, торговля ими.
Среди отправлений, пришедших на имя профессора, было ещё три. Два почтовых перевода: из Краснодарского края на сумму четыре тысячи рублей и из Крыма на тысячу рублей. Третье послание — короткое письмо с Кавказа. «Валерий Платонович! Нужно определить гранаты в количестве 2 т., а может быть, и больше. Срочно телеграфируйте. Условия обычные».
Фамилия отправителя этой писульки была Немчинов.
Игорь Андреевич обратил внимание, что последний раз Скворцов-Шанявский наведывался в почтовый ящик 13 ноября. Все, что принесла почтальон после, то есть с 14 ноября, лежало в ящике.
Вот, видимо, и время смерти профессора, — предположил Чикуров. — С вечера 13-го, когда принесли последнюю почту, по 14 ноября… Тело, таким образом, пролежало в ванне четверо или пятеро суток».
Уже когда Чикуров заканчивал оформление протокола осмотра места происшествия, приехал хозяин квартиры, которого разыскал участковый инспектор.
Митрошин был испуган, взволнован, растерян. Следователь допросил его.
— Я, можно сказать, не знаю Скворцова-Шанявского! — уверял Митрошин, зябко передёргивая плечами в дублёнке.
В квартире было холодно, потому что из-за сильного трупного запаха пришлось открыть окна.
— С какого времени живёт у вас профессор? — спросил следователь.
— С конца января этого года. Понимаете, я вообще-то не сдаю квартиру, но за Валерия Платоновича очень просил один мой знакомый.
— Кто именно?
— Жоголь, — ответил Митрошин, щёлкая суставами пальцев от волнения. — Я и уступил… Но я не брал со Скворцова-Шанявского ни копейки! Он лишь платил квартплату, за свет и телефон.
— И все? — уточнил Чикуров.
— Неужели я похож на человека, кто извлекает нетрудовые доходы из своего жилья? — не скрывая обиды, ответил хозяин квартиры. — А пустил я Валерия Платоновича только потому, что его, как я уже говорил, усиленно сватал Жоголь.
Имя этого торгового работника следователь слышал за сегодняшний день уже второй раз, от Жура и вот теперь.
— Простите, а где работает Жоголь? — поинтересовался Чикуров.
— Леонид Анисимович? — У Митрошина вдруг забегали глаза. Стараясь не смотреть на следователя, он пробормотал: — В каком-то гастрономе. Точно не знаю. Короче, я его давно не видел.
— Адрес, телефон Жоголя?
Геолог вытащил из кармана записную книжку и продиктовал Чикурову домашний телефон Жоголя.
Игорь Андреевич продолжал допрос. По словам хозяина квартиры, он не был у себя уже месяца четыре. И вообще не беспокоил постояльца. Скворцов-Шанявский — человек солидный, можно было не беспокоиться за порядок в доме и своевременную плату по счетам.
— Так когда вы видели Скворцова-Шанявского в последний раз? — задал уточняющий вопрос следователь.
— Совсем недавно…