Ксения Федоровна замолчала, видимо вновь переживая весь ужас тех дней. Ян Арнольдович тоже молчал под впечатлением услышанного.
— Сколько уж лет прошло, а несчастья их не кончились, — с болью в голосе продолжила Ичаджик. — Мало того, что померли мученической смертью, не дают праху спокойно лежать в земле!
— Кто не даёт? — не понял Латынис.
— Подонки, вот кто! Мразь, отребье человеческое! — негодовала женщина.
— По ночам копаются во рву, ищут драгоценности. Представляете, не стыдятся выковыривать из челюстей черепов золотые коронки!
— Как? Как вы сказали? — чуть не подскочил Латынис, вспомнив вдруг, что в сумке Рогового и в тайнике у Дончикова было несколько золотых коронок, на которых ещё сохранились остатки почвы.
— В костях, говорю, копаются, черепа разбивают в поисках золотых вещей, — пояснила Ксения Федоровна. — И ведь среди этих мародёров немало молодых! Ну скажите, как можно: продавать покойницкое золото, а потом на эти деньги идти с девушкой в ресторан? Где совесть, где стыд? Главное, их ловят, судят, но все равно это безобразие продолжается.
— Почему? — удивился Ян Арнольдович.
— Мало сволочей, что ли? Тут же находятся другие, снова копают.
— Вот вы сказали, прошло столько лет, забыли, мол, о расстрелянных.
— Да, считай около пятидесяти годков, — кивнула Ичаджик.
— И что это вдруг начали мародёрствовать?
— Может, и в ум бы никому не пришло, да, говорят, вернулся в наши края один из полицаев. Когда расстреливали, он в оцеплении стоял, видел все. После войны его осудили. Он отсидел своё, затем находился в ссылке в Сибири. Потом, наверное, решил приехать на родину помирать. И видно, вспомнил былое. Ну и проболтался о том, где захоронены убитые и что при них были ценности. С того и началось.
Когда Ян Арнольдович распрощался с Ичаджик, в голове его роилась масса вопросов. Он не сомневался, что «Кларисса» появилась на свет божий именно из противотанкового рва под Симферополем. Но вот кто извлёк оттуда гарнитур? Бухарцев? А может, Роговой? Или кто-то из членов его банды? Правда, не исключается и такой вариант: «Клариссу» перекупили у мародёров. Опять же, кто: бывший шофёр Скворцова-Шанявского или Барон?
Все это предстояло ещё выяснить.
До Иркутска Чикуров летел на большом современном лайнере, охваченный немудрёным аэрофлотовским сервисом: обед, способный насытить разве что малого ребёнка, да прохладительные напитки. Последних, правда, подавали вдоволь.
В областном центре следователь пересел на двухмоторный поршневой самолёт и больше двух часов болтался в воздухе уже и вовсе без сервиса. Когда он добрался до райпрокуратуры в надежде, что местные товарищи помогут ему уехать сегодня же в посёлок Нижний Аянкут (рейсовый автобус ходил туда раз в сутки, утром), то на своей шкуре убедился, что Сибирь есть Сибирь: нерпичья шапочка, в которой Чикуров щеголял в Москве, от здешних морозов не спасала. Помпрокурора района сжалился над ним и одолжил мохнатую ушанку из волчьего меха. Коллега же и пристроил Игоря Андреевича на вездеход геологов.
В Нижний Аянкут следователь отправился потому, что там жила Изольда Владимировна Листопадова, та самая Листопадова, которой Скворцов-Шанявский отсылал по почте деньги. И немалые. 29 октября — 27 тысяч, 3 ноября — два раза, утром и вечером, — 19 тысяч и 6 тысяч рублей.
Сопоставляя факты, Игорь Андреевич пришёл к выводу: это была выручка за проданные покойным «Волгу» и видеомагнитофон.
Кем же приходилась эта женщина Скворцову-Шанявскому, если он пожертвовал ради неё машиной и японской видиосистемой? Любовница? Бывшая жена? А может, она была связана с ним преступными делами?
Необходимость выяснить это (и как можно быстрее!) появилась, когда Чикуров получил результаты комплексной экспертизы окурка из квартиры, где жил липовый профессор. Именно этим предметом прижигали грудь покойному, о чем свидетельствовали микрочастицы кожи, оставшиеся на окурке. А вдруг истязательница — Листопадова? Из ревности или по другой какой причине. Например, вымогала деньги? Правда, возникли сомнения, могла ли женщина связать такого крепыша, как Скворцов-Шанявский, да ещё издеваться над ним? Ну а если она сначала одурманила жертву? Или воспользовалась тем, что лжепрофессору стало плохо: в последнее время, как установил следователь, у него пошаливало сердце.
Была и ещё одна версия: у Листопадовой имелся помощник.
Чикуров снова допросил вахтёршу, тётю Фаину, и её сменщицу, а также соседей, но они стояли на своём. Помимо Иркабаева и неизвестного, который встретился со Скворцовым-Шанявским в день его возвращения из Южноморска, никто из мужчин к покойному не приходил. Женщины, впрочем, тоже. Хотя никакой гарантии не было, что посетителя (или посетительницу?) просто не заметили.
На всякий случай Игорь Андреевич составил по описанию обеих вахтёрш подробный словесный портрет незнакомца, который поднимался со Скворцовым-Шанявским в его квартиру.
Конечно, лучше было бы послать в Сибирь кого-нибудь из оперов, это скорее по их части, но Латынис находился в Крыму, а Жур и вовсе выбыл из игры. Вот и пришлось Игорю Андреевичу самому махнуть за тысячи вёрст.
Нижний Аянкут, как рассказали по пути геологи, небольшой посёлок, центр совхоза имени Сергея Лазо. Чикурова подкинули к самой дирекции, расположенной в двухэтажном здании, в котором светились два окна. Он выбрался из вездехода, огляделся. Кругом тишина, высокое небо со звёздами, а над избами — прямые столбы дыма, словно застывшие на морозе, от которого у следователя тут же одеревенели открытые части лица.
Игорю Андреевичу повезло: хотя был уже девятый час, директор совхоза ещё не ушёл, о чем следователь узнал от совхозного словоохотливого сторожа. Когда Чикуров представился по всей форме местному начальству, директор совхоза Юрий Васильевич Востряков заметно побледнел и растерянно произнёс:
— Так быстро? Вчера только решили, а сегодня уже следователь? Неужели это дело действительно настолько важное, что потребовалось вмешательство Прокуратуры республики… Ничего не понимаю.
— Я тоже, — развёл руками Чикуров. — Вы о чем?
— Как о чем? О вчерашнем решении районного комитета народного контроля передать материалы на меня и на моего заместителя Саяпина в органы прокуратуры и, таким образом, отлучить нас от перестройки… Ведь вы прибыли к нам не на экскурсию?
— Нет.
— Значит, по наши души?
— А вот по чьи души — я ещё не знаю, хотя кое-какие намётки есть. Что же касается решения народного контроля, то я действительно о нем ничего не знаю… и отлучить вас от перестройки в мои планы не входило.
— Странно, а я был убеждён, что бой с бюрократами проигран. А если так, то мы ещё с ними потягаемся. Посмотрим кто кого! — оживился директор и, видимо, снова почувствовал себя хозяином кабинета, извинился перед гостем и предложил ему сесть, а сам достал из кармана платок и вытер на лбу испарину.