— Вот-вот! — поддержал его главный экономист. — Страх и правда — несовместимы!
— Понимаете, Григорий Петрович, — продолжал возмущённо Востряков, — ведь никто не встал и не сказал ничего по поводу планов на следующий год. Ну хоть бы поспорили, выставили свои соображения. А то опять: выполним, перевыполним… — Востряков махнул рукой. — Ведь в связи с переходом на полный хозрасчёт и самоокупаемость столько вопросов стоит перед каждым хозяйством, а ясности-то нет! На что ориентироваться? На словах — свобода хозяйствования, самостоятельность, а на самом деле — все те же волевые решения! Короче, пока что полный разброд.
Послышался стук в дверь, и хозяин поспешил в прихожую.
По низкому и раскатистому голосу Игорь Андреевич узнал Черемных.
Лейтенант появился на кухне уже без полушубка и валенок. Поздоровался, пожелал приятного аппетита.
— Может, чайку? — предложил ему Востряков.
— Спасибо, уже чаёвничал, — отказался лейтенант и выразительно посмотрел на следователя: мол, есть разговор.
Пошли в комнату, что занимал Чикуров.
— Порядок, Игорь Андреевич, — сказал Черемных, доставая из кармана три спичечных коробка, в каждом из которых лежало по окурку. — Вот этот Листопадовой. — Он ткнул пальцем в букву «Л» на коробке. — Это — Гуру, а это — Чекиста.
На двух других коробках стояли буквы «Г» и «Ч».
— Отлично, Яков Гордеевич! — довольно произнёс Чикуров.
— А вот насчёт фамилий и поездки в Москву — увы, — развёл руками Черемных. — В открытую расспрашивать не решился, чтобы не вызывать подозрения у бичей, а обиняком не получилось.
— Жаль, конечно, но за одно только это, — Игорь Андреевич кивнул на спичечные коробки, — огромная благодарность!
— Ещё про кличку Чекист выяснил. Этот бич сидел. Был «ломщик чеков». На нормальном языке это значит, что у магазинов «Берёзка» надувал простофиль. Он так умел сложить пачку чеков или денег, что их казалось вдвое, а то и втрое больше. — Черемных шумно вздохнул и вдруг сообщил: — Знаете, Игорь Андреевич, малого-то, что я в тайге подобрал, оперировали: так обморозился, что пришлось обе ступни отрезать. Представляете, теперь на всю жизнь…
— Неужели? — покачал головой Чикуров. — А что, по-другому никак нельзя было?
— Наш хирург Куприянов говорит, что парень вообще чудом в живых остался. Жаль, совсем ещё желторотый. Ведь где-то, наверное, отец с матерью живут, а он — нате вам — инвалид безногий.
— Откуда этот парень?
— Не говорит.
Игорь Андреевич спохватился.
— Не опоздать бы на автобус в район! — Он посмотрел на часы и засобирался в дорогу.
Планы у него были такие: полететь в Иркутск и провести в бюро судебных экспертиз исследование окурков, добытых лейтенантом. Игорь Андреевич прихватил из Москвы заключение экспертизы относительно окурка, которым прижигали грудь Скворцову-Шанявскому. Взял он на всякий случай и сам тот окурок.
Впрочем, сначала надо было добраться до областного центра.
Следователь попросил Черемных держать в поле зрения Листопадову, а также её лесных приятелей, и отбыл в райцентр. Дальше все происходило по «закону подлости»: на самолёт в Иркутск он опоздал, потом ещё три дня загорал в ожидании лётной погоды. На бюро судебных экспертиз тоже пришлось потратить два дня: увы, и там бывают очереди на исследования, причём всем требуется срочно.
И вот наконец по прошествии почти недели Игорь Андреевич держал в руках долгожданный документ. Вывод экспертизы был категорический: слюна на окурке сигареты из квартиры Скворцова-Шанявского принадлежала бичу по кличке Гуру.
Чикуров бросился звонить в Нижний Аянкут: не дай бог, тот почувствовал что-то и сбежал! Но Черемных успокоил следователя: лица, за которыми его попросили понаблюдать, на месте.
В посёлок Чикуров прибыл под вечер — и сразу к зданию дирекции совхоза. В обеих комнатах, что были отданы участковому инспектору, горел свет. Но самого лейтенанта не было, дежурили дружинники. Игорь Андреевич спросил, где Черемных.
— Проводит операцию, — доверительно сообщил следователю один из добровольных помощников участкового. — По задержанию… В больнице…
— Кого? — встревожился Чикуров, боясь, как бы самодеятельность молодого лейтенанта не сорвала его планы.
— Яков Гордеевич не сказал.
Пока следователь раздумывал, как быть, появился Черемных в сопровождении нескольких дружинников. Две молодые женщины ввели Изольду Листопадову. Лицо у медсёстры было заплаканное.
Лейтенант поздоровался с Чикуровым и отрапортовал:
— Вот, Игорь Андреевич, задержали с поличным!
Он показал следователю хозяйственную сумку, что держал в руках.
Они уединились в другой комнате, оставив Листопадову под опекой членов ДНД.
— Эх, Яков Гордеевич, Яков Гордеевич! — не сдержался Чикуров. — Для нас сейчас важнее всего взять Гуру! Теперь же, узнав про Листопадову, он может улизнуть. И будем мы искать его по всей тайге.
— Неужто вы думаете, что я такой лопух? — обиделся лейтенант. — Да у меня везде посты наблюдения! А Изольду надо было разоблачить во что бы то ни стало именно сегодня! Случай самый подходящий, когда бы ещё такой подвернулся? Разрешите по порядку, Игорь Андреевич?
— Да, да, говорите, — раздражённо откликнулся Чикуров.
— Сначала о Гуру. Имя я узнал: Астахов Павел Кузьмич. Все бичи у него
— словно крепостные! Выполняют беспрекословно его любое приказание. Он им так заморочил голову, что они верят в его сверхъестественную силу. Помните, по телевизору показывали Кулагину из Ленинграда… Она якобы своим биополем способна двигать вещи на расстоянии. Так вот Астахов это делает якобы запросто. У всех на глазах. И ещё: может своим взглядом вызвать ожог у другого.
— И вы верите в это?
— Не знаю, но они уверяют, что это факт. Короче, эти самые киникийцы, как он их называет, боятся его как огня и подчиняются. Все, что они добудут, отдают ему. А кто укроет хоть копейку или ослушается, он расправляется беспощадно… Представляете, одному бичу за припрятанную бутылку водки Астахов воткнул в щеку вилку!
— И это в обществе справедливости?
— Но к физической расправе он прибегает редко, а чаще внушением, скорее всего гипнозом.
— Ну да! — не поверил следователь.
— Точно! Бичи сами рассказывали. Вообще, Астахов им здорово мозги запудрил! Чуть ли не за нового Иисуса Христа себя выдаёт.
— А что за народ в этой самой Киникии? — поинтересовался Чикуров.
— Разный… В основном те, у кого срыв в жизни произошёл. В семье, на работе… Среди бичей встречаются ведь и агрономы, и инженеры, и экономисты, и даже поэты. Словом, чаще работники интеллектуального труда. Ну конечно же и бывшие зэки. А есть и такие, которые того… — Черемных повертел у виска пальцем. — Вообще я считаю, что не все из бичей потеряны для общества. Честное слово, ежели к ним с душой, ну, помочь как-то, многие вернулись бы к своим семьям, к нормальной жизни. Я даже специально обращался по поводу них в райотдел, но там мне сказали, что не наши это люди.