— А где… где деньги? — заикаясь, спросила Орыся.
Она ничего не понимала.
— Да, где? — сложив, как Наполеон, руки на груди, Скворцов-Шанявский смерил её презрительно-уничтожающим взглядом.
— Я же сама, своими руками… — лепетала Орыся, лихорадочно осматривая внутренности сумочки. — Два раза пересчитывала…
Кроме календарей, бог весть каким путём оказавшихся, в ней не было ни рубля.
Сбивчиво, находясь почти в истерике, Орыся стала объяснять, что действительно ходила в сберкассу и сняла с аккредитива все деньги.
— Давай подробно: как ты туда добралась, что именно делала и каким образом вернулась домой! — потребовал грозно профессор.
Он восседал на стуле в позе беспощадного судьи.
Орыся попыталась восстановить в мельчайших деталях свой поход за деньгами.
— А, может, это — кассирша? — высказала она своё предположение.
— Что — кассирша? — с сарказмом спросил Валерий Платонович.
— Ну, понимаешь, я сразу заметила: глаза у неё странные. Прямо как у гипнотизёра! Может, она того, загипнотизировала меня и вместо настоящих денег подсунула вот это? — схватилась за последнюю соломинку Сторожук, потому что совершенно не могла себе представить, каким образом радужные сторублевые банковские билеты могли превратиться в ничего не стоящие бумажки.
— Нет, ты понимаешь, что ты говоришь? — покачал головой профессор. — Это ведь полная чушь! Ребёнок, и тот не додумался бы до такой глупости!
— Но куда же они могли деться?! — Орыся в отчаянии заломила руки.
Скворцов-Шанявский встал, прошёлся по комнате.
— Кто-нибудь заходил к нам? — остановился он возле Сторожук.
— Никого посторонних, — заверила она. — Вадим приезжал обедать. Я пошла к Элефтерии Константиновне, принесла ему голубцов.
— Та-ак, — протянул Валерий Платонович. — Значит, какое-то время Вадим находился в доме один. — Он помолчал, подумал. — Ты говорила ему о деньгах?
— Зачем? — вопросом на вопрос ответила Орыся и, вспомнив, добавила: — Да, потом заходил Жоголь. Попросил разрешения позвонить в Москву. Чтобы не мешать, я вышла в сад.
Услышав имя Жоголя, Скворцов-Шанявский помрачнел.
«А может быть, пропажа этих пятидесяти тысяч сродни тому, как исчезли в Средневолжске наследственные драгоценности ярцевской жены?» — мелькнуло у него в голове.
— Значит, Ленечка тебя навещал, — процедил сквозь зубы Скворцов-Шанявский, чувствуя, что внутри у него все закипает. — И опять в моё отсутствие… Ну-ну! Вот кобелина! Впрочем, ты не лучше! Сука!
Орысе показалось, что профессор замахнулся. Резко оттолкнувшись от пола, она вместе со стулом отскочила назад. Стул упал. У Орыси потемнело в глазах — не дай бог ударит, тогда…
— Ты сам… сам! — гневно бросила она в лицо профессору. — Кто заставлял меня крутить шуры-амуры с твоим Жоголем? Кто?! Чуть ли не укладывал к нему в постель! Между прочим, твой Ленечка оказался благороднее тебя! Да, да, в тысячу раз порядочнее! Так, поиграл в поддавки, позлил тебя, и все!
Валерий Платонович сжал кулаки, подался вперёд, но сдержался. Последние слова молодой женщины произвели действие — он, кажется, справился с приступом ярости.
Воспользовавшись этим, Орыся поспешно пересказала, что сообщил ей Жоголь о своём сыне и его странной записке. Валерий Платонович не слушал. Его мучил вопрос: где взять деньги?
— Позор! — семенил он по комнате. — Я дал слово, соображаешь, слово дал, что верну сегодня долг!
— Попроси обождать, — осторожно сказала Орыся. — Ну, несколько дней.
— Да это хуже, чем… чем… — вскричал профессор, но так и не подыскал нужного сравнения.
Орысе стало жалко его. В таком положении Скворцова-Шанявского она ещё не видела. И ещё мучило, что всему виной она.
— Валерий, — сказала Орыся мягко, — ты же все можешь. Ну, позвони, пойди…
— Куда? — перебил он её. — К кому?! Вот если бы в Москве… — Он хотел ещё что-то сказать, но, передумав, махнул рукой и вышел, хлопнув дверью.
Оставшись одна, Орыся некоторое время сидела в оцепенении. Потом, словно очнувшись, зачем-то собрала разбросанные по полу листки календаря и сложила их в индийскую сумочку. А в голове лихорадочно билось: куда исчезли деньги, кто подменил их, где?
«Вадим?.. Жоголь?.. — размышляла она. — Не может быть. Шофёр профессора слишком обязан шефу. Да и Леонид Анисимович вряд ли пошёл бы на такое гнусное дело».
И чем больше Сторожук думала, тем чаще вспоминалось лицо кассирши сберкассы, особенно её большие выпуклые глаза, в которых совершенно нельзя было различить зрачков. Завораживающий, как у змеи, взгляд.
— Нет, тут что-то не так! — вслух произнесла Орыся. — Конечно же дело нечистое…
Идея эта настолько овладела молодой женщиной, что она решилась: если уж кто может разобраться и помочь, так это милиция.
Орыся лихорадочно переоделась и, словно боясь упустить время, буквально побежала в горуправление внутренних дел, которое приметила в трех кварталах от дома.
Дежурный офицер, выслушав взволнованный, сбивчивый рассказ Сторожук, направил её к начальнику отдела уголовного розыска майору Саблину.
Как только Орыся стала излагать историю пропажи денег, Саблин вызвал ещё одного сотрудника. Тот был помоложе, в штатской одежде и совсем не походил на милиционера. Представился он оперуполномоченным уголовного розыска капитаном Журом. Сторожук пришлось рассказывать сызнова. Выслушали её очень внимательно. В отличие от Скворцова-Шанявского, подозрения Орыси насчёт кассирши не вызвали ни насмешки, ни удивления. Задав несколько уточняющих вопросов — не заметила ли Орыся, что за ней следят в сберкассе, и вообще каких-нибудь подозрительных лиц, — майор Саблин попросил написать заявление. Надо сказать, что справиться с этим Орысе было нелегко: делала впервые в жизни, да и не знала, на что больше обращать внимание. Потом капитан Жур повёл её в свой кабинет, показал десятка два фотографий. Как Орыся поняла, это были преступники. Оперуполномоченного уголовного розыска интересовало, не видела ли она кого-нибудь из этих людей в сберкассе или в автобусе, когда ехала домой с деньгами. Но Сторожук припомнить никого не могла.
Напоследок Жур взял у неё злополучные календари (как он объяснил — изъял в виде вещественного доказательства) и записал телефон.
— Ну как, товарищ капитан, — с мольбой посмотрела на него Орыся, — есть надежда, что деньги найдутся?
— Поработаем, — ответил оперуполномоченный. — Ваш случай — третий за последнюю неделю. Почерк один и тот же. — И наставительно добавил: — Впредь постарайтесь быть поаккуратнее. Такая сумма, а вы… Подобная беспечность только на руку преступникам.
— Так ведь рядом, всего три остановки на автобусе, — оправдывалась Орыся.