ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Руссо.
Г-жа Руссо.
Жюль, их сын.
Г-жа дю Брокар, вдова.
Де Верби, генерал.
Дядюшка Жиро.
Г-жа Жиро.
Памела, их дочь.
Жозеф Бине.
Дюпре, адвокат.
Антуан, лакей Руссо.
Жюстина, горничная г-жи Руссо.
Лакей г-на Дюпре.
Полицейский чиновник.
Полицейский комиссар.
Судебный пристав.
Следователь.
Полицейские, жандармы.
Сцена представляет мастерскую цветочницы на чердаке. При поднятии занавеса Памела работает, а Жозеф Бине сидит возле нее. Мансарда уходит в глубь сцены: справа — дверь, слева — камин. Потолок мансарды срезан под углом, так что в глубине ее, возле окна, человек едва может стоять выпрямившись.
Памела, Жозеф Бине и Жюль Руссо.
Памела. Господин Жозеф Бине!
Жозеф. Что прикажете, мадмуазель Памела Жиро?
Памела. Итак, вы хотите, чтобы я вас возненавидела?
Жозеф. Что же, если с этого начинается любовь, — возненавидьте!
Памела. Я не шучу!
Жозеф. Значит, вы даже слушать не желаете о том, как сильно я люблю вас?
Памела. Ну раз вы сами меня к тому принуждаете, скажу вам без обиняков: я не желаю быть женою обойщика.
Жозеф. Разве для того, чтобы жениться на цветочнице, обязательно быть императором или вроде того?
Памела. Нет... Надо быть любимым, а я не чувствую к вам никакой любви.
Жозеф. Никакой? Я всегда полагал, что существует только одна любовь.
Памела. Да, любовь одна, но когда нет любви, к человеку можно относиться по-разному. Например, вы можете быть моим другом, хоть я в вас и не влюблена...
Жозеф. О!
Памела. Вы можете мне быть безразличны.
Жозеф. А!
Памела. Вы можете быть мне ненавистны. Но в настоящую минуту вы мне просто надоели, а это хуже всего.
Жозеф. Надоел! А я-то из кожи вон лезу, чтобы исполнить все ваши желания!
Памела. Если бы вы исполняли все мои желания, вы не сидели бы тут.
Жозеф. Ну, а если я уйду... полюбите вы меня хоть чуточку?
Памела. Но ведь я же сказала, что люблю вас, только когда вас здесь нет.
Жозеф. А если я совсем перестану бывать здесь?
Памела. То доставите мне этим большое удовольствие.
Жозеф. Боже мой! Зачем я, старший подмастерье обойщика в заведении господина Мореля, будущий владелец собственного дела, зачем только я влюбился в нее? Зачем? Я забросил дела... Думаю только о ней... Поглупел даже. Если бы знал мой дядюшка! Мало ли в Париже других девушек... да в конце концов, мадмуазель Памела Жиро, вы-то кто такая, чтобы так важничать?
Памела. Я дочь бедного портного, который разорился и поступил в привратники. Я тружусь день и ночь, чтобы заработать себе на жизнь (если только это называется жизнью). Я не могу позволить себе даже самого скромного удовольствия — поехать за сиренью в Пре-Сен-Жерве, и я, конечно, понимаю, что я не ровня старшему подмастерью господина Мореля. Я не хочу входить в семью, которая будет считать себя униженной этим браком. Семья Бине!
Жозеф. Да что с вами, моя крошка, моя птичка, моя прелестная Памела? Уже больше недели, как вас узнать нельзя. Еще недавно я приходил к вам каждый вечер, вырезал вам листья, скручивал стебли для роз, делал тычинки для маргариток; мы болтали, иной раз отправлялись в театр, на мелодраму, чтобы вместе поплакать... И я был тогда «милым Жозефом», «дорогим Жозефом». Словом, Жозефом, вполне пригодным в мужья. Вдруг — баста! Всему конец!
Памела. Да уходите же! Вы тут не на улице и не у себя дома.
Жозеф. Ну, хорошо, ухожу, мадмуазель... Ухожу. В привратницкой поговорю с мамашей Жиро: она-то не прочь принять меня в свою семью и намерений своих, кажется, не изменила.
Памела. Что ж, если не удастся в семью, так войдите хоть в привратницкую, господин Жозеф. Подите поговорите с маменькой, подите!
Жозеф уходит.
Авось, ему удастся отвлечь их внимание, и господин Адольф сможет пройти сюда незамеченным. Адольф Дюран! Какое красивое имя! Уж в одном этом имени — целый роман. А сам какой красивый! И подумать только: вот уже две недели, как он прямо-таки преследует меня... Я и раньше знала, что недурна собою, но никак не думала, что так хороша, как он уверяет. Он, вероятно, артист или чиновник. Но кто бы он ни был — он мне нравится; и он такой благовоспитанный. А вдруг его внешность — один обман, вдруг он человек нехороший... ведь письмо, которое он так таинственно прислал мне сегодня... (Вынимает из-за выреза корсажа письмо и читает.) «Ждите меня сегодня вечером, будьте одна; если возможно, устройте так, чтобы никто не видел, когда я приду, речь идет о моей жизни. Ах, если бы вы только знали, какое страшное несчастье нависло надо мною! Адольф Дюран». Написано карандашом. Речь идет о его жизни! Какой ужас!..
Жозеф (возвращается). Когда я сходил по лестнице, мне вдруг пришло в голову: почему Памела?..
Появляется Жюль.
Памела. Ах!
Жозеф. Что такое?
Жюль прячется.
Памела. Мне показалось... Мне почудился какой-то шум там, наверху! Сходите, пожалуйста, на чердак, посмотрите, может быть, туда кто-нибудь забрался. Неужели вы боитесь?
Жозеф. Я не из робких.
Памела. Так идите же да посмотрите получше. А то я всю ночь глаз не сомкну от страха.
Жозеф. Хорошо... Если вам угодно, я взберусь даже на крышу. (Уходит в дверцу слева, ведущую на чердак.)
Памела (провожая его). Идите!
Входит Жюль.
Ах, сударь, в какое положение вы меня ставите...
Жюль. Вы спасаете мне жизнь и, верьте, не пожалеете об этом. Вы ведь знаете, как я люблю вас! (Целует ей руку.)
Памела. Да, вы говорили мне. Но поступаете со мною...
Жюль. Как с избавительницей.