Не доходя до крайнего дома, Пашка остановился. Сначала ему показалось, что он обознался, но уже в следующую секунду со странным чувством облегчения и ужаса увидел, что нет.
По проселочной дороге навстречу ему шли двое братьев Сковородовых – старший и средний. А за ними, мерзко ухмыляясь Пашке, бежал вдогонку младший, Кирилл.
* * *
Катя вернулась в квартиру, ощущая себя человеком, с которого сняли тяжелый груз. Разуваясь, она спохватилась, что нужно было отнести Маше собачий корм, но тут же сообразила, что на ночь глядя делать этого не стоит. «Наверняка у них полно корма для Бублика. Вряд ли Тонька останется голодной. Господи, как мне повезло с Машей! Что бы я без нее делала…»
– А где собака? – ахнула Седа, бесшумно появившись в прихожей. – Потеряла?
– Отдала хорошим хозяевам.
– Шутишь?
– Нет. Отойди, я руки вымою.
– Ты с ума сошла? – золовка прошла за Катей в ванную и смотрела на нее в зеркало, широко раскрыв красивые темные глаза. – Знаешь, сколько эта собачка стоит?
– Раньше об этом надо было думать. До того, как ты ее в ванной заперла.
– А какая разница?! Нет, ты мне скажи, какая разница? Мы бы ее продали, деньги получили! А теперь…
В глазах Седы отразилась какая-то мысль, она с неожиданной силой схватила Катю за плечо и резко повернула к себе.
– Или ты ее кому-то сама продала, а? Точно, продала! Делиться с нами не хочешь!
Она метнулась в прихожую, принялась рыться в карманах Катиного пуховика.
Бешенство ударило Кате в голову. Оно сидело где-то в глубине души с того момента, как она увидела жалкую Антуанетту, пришибленно выбиравшуюся из ванной. Но до этой секунды Кате удалось заглушать его. Теперь же, не сдерживаясь, она бросилась по коридору к сестре мужа, оттолкнув по дороге свекровь, очень вовремя выглянувшую из комнаты.
Не помня себя от ярости, Катя оторвала тонкие цепкие ручки Седы от пуховика и изо всей силы толкнула ее на пол. Золовка свалилась, но тут же вскочила и пошла на Катю, выставив вперед маленькие острые кулачки. С распущенными черными волосами, злыми глазами она была похожа на ведьму, и Катя попятилась от нее, на секунду испугавшись.
– Седа, с ума сошла?!
Диана Арутюновна обхватила дочь сзади, потащила к себе, ругаясь. Седа брыкалась, но силы были неравны. Мать затащила ее в комнату и захлопнула дверь, не обращая внимания на Катю. Из гостиной донеслись громкие голоса, стихнувшие, как только кто-то из соседей сверху ударил по батарее. «Бом-бом-бом!» – пошло отзываться по всему дому.
– Сколько еще это будет повторяться?
Катя села в кухне на табуретку, заставила себя не прислушиваться к голосам из-за комнаты.
«Седа становится все менее управляемой. Пока ее держит в узде мать. Но мы только что чуть не подрались всерьез. Что будет дальше?»
– Котенок, что случилось?
Артур вышел из комнаты в одних трусах – высокий, поджарый, длинноногий. Кате безумно нравилась его фигура, но сейчас она поймала себя на том, что ей не хочется смотреть на мужа. И не хочется, чтобы он обнимал ее, прижимался к ней своим красивым смуглым телом.
Артур, встревожено глянув в сторону комнаты, откуда доносилась ругань его матери и сестры, подошел к жене, присел на корточки и постарался обнять ее покрепче. Катя вывернулась, встала.
– Котенок, правда, что случилось? И где собака?
– Я отдала ее хорошим людям. А Седа обвинила меня в том, что я продала Антуанетту, и мы чуть не подрались. Вот и все.
Она потерла виски, в одном вдруг стрельнула короткая злая боль.
– Маленькая моя, ну не сердись на нее, – умоляюще протянул Артур, вс??авая. – Она у нас еще такая глупышка…
Катя уже стояла у входа в комнату. На последних словах мужа она обернулась и сказала то, что два месяца назад не позволила бы себе даже подумать, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух:
– Она не глупышка, а истеричная дура. Эгоистичная и злая.
– Котенок, ну что ты говоришь! Просто сестра сожалеет, что ничем не может помочь тебе!
– Конечно. И от сожаления и стыда говорит мне гадости и пытается рыться в моих карманах. Не смеши меня!
В глазах Артура что-то мелькнуло, и это «что-то» Кате не понравилось. Он небрежно подошел к ней, грациозный, как дикое животное, и, наклонившись, прижался губами к ее губам. Катя попыталась отдернуть голову, но муж держал ее затылок сильной ладонью, так что она даже не могла пошевелиться, и насильно целовал, раздвигая языком сомкнутые губы.
– Пусти меня!
Она оттолкнула Артура, еле сдержавшись, чтобы не ударить по лицу.
– Ты что? Мужа целовать не хочешь?
Артур улыбался, но улыбка его была неприятной.
– Сейчас – не хочу.
Катя зашла в комнату, прижала ладони к пылающим щекам. «Господи, что со мной происходит? Он только что был мне противен!»
Катя выглянула в прихожую и увидела, как закрывается за Артуром дверь, ведущая в гостиную. К голосам Седы и свекрови прибавился и его негромкий баритон. Она мысленно поблагодарила бога, потому что меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы они, как обычно, утрясали возникшие проблемы в постели. Артуру нравилось после ссоры подчинять жену себе, словно он брал реванш за ее неповиновение. Обычно Катя подыгрывала ему, но после его сегодняшнего поцелуя ей казалось, что попробуй Артур прикоснуться к ней – и она его ударит всерьез.
Ее разрывали на две части чувство вины перед мужем, которому она была обязана здоровьем, и неожиданное непреодолимое отвращение к нему. Катя вызвала в памяти то время, когда им было хорошо вместе, когда она засыпала, прижимаясь к нему и чувствуя себя защищенной. Но воспоминания не помогли. «То время прошло, – сказал взрослый усталый голос. – Учись строить отношения по-новому».
Она заснула и не слышала, как дверь приоткрылась и человек, бесшумно зашедший в комнату, ловко обшарил карманы ее брюк и рубашки.
Утром, заходя в офис, она столкнулась в дверях с Шаньским. Тот посмотрел на нее невидящим взглядом, проговорил «прошу прощения, Сонечка» и поплелся к своему кабинету. Катя недоуменно посмотрела ему вслед, покачала головой. «Сонечка. Ну надо же. Что с ним случилось?»
Юрий Альбертович, зайдя к себе, упал на стул и обхватил голову руками.
– Что же делать, что же делать? – скороговоркой пробормотал он. – Нельзя же бездействовать!
Если бы Шаньскому год назад кто-то сказал, что он будет страдать из-за родного ребенка, Юрий Альбертович не поверил бы. Детей у него было несколько – Шаньский считал, что четверо, – но особого участия в их судьбе не принимал. Рождены они были разными женщинами и по разным причинам: одна хотела таким способом удержать красивого мужика, другую поджимал возраст, и она радовалась, найдя подходящего биологического отца, третья залетела по глупости и побоялась делать аборт… Совесть Юрия Альбертовича была совершенно спокойна: каждую подругу он честно предупреждал, что отцом себя не видит и никогда им не будет. Все, на что был готов Шаньский, – это помогать деньгами. И то в разумных пределах. В конце концов, дамы сами знали, на что шли. Он предупреждал!