– Знакомься, – без малейшего дружелюбия в голове предложил Кошелев. – Это частный детектив, нанятый нами для того, чтобы разобраться в ситуации с тендером.
Он смотрел на Юрия Альбертовича так, словно хотел просверлить в нем две дырки. Шаньский спал с лица. На долю секунды у него перехватило дыхание, потому что он осознал, что означает и этот разговор, и присутствие детектива в кабинете.
„Все. Они все знают. Иначе не вызвали бы меня. И Кошелев разговаривал бы по-другому“.
– Послушай господина сыщика, – угрюмо сказал шеф. – Тебе это будет интересно.
Шаньский на негнущихся ногах подошел к стулу и сел, безотчетно проведя вспотевшими ладонями по брюкам.
– Как я уже сказал, телефон Софьи Кротовой был поставлен на прослушивание, – сообщил стриженый, словно продолжая начатый с Кошелевым разговор и доставая из портфеля какие-то бумаги… – вчера она разговаривала с подругой, которой рассказала… – он вгляделся в верхний лист, провел пальцем по строке, – рассказала, что вы, Юрий Альбертович…
Верхний лист вылетел из его руки и плавно опустился на пол. Чертыхнувшись, мужик наклонился за ним и начал шарить под столом. Шаньский не стал дожидаться, пока тот достанет записи. Он поднес пальцы к вискам, в которых вдруг загудело, и обреченно закрыл глаза.
– Дура, какая же дура! – простонал он. – Тысячу раз говорил идиотке…
Кошелев издал звук, отдаленно напоминающий рычание.
– Ты?! Зачем?! Юра, какого хрена? Я тебе мало платил?
Шаньский покачал головой, не открывая глаз. „Искали, значит… Частного детектива наняли. А Сонька, курица пустоголовая, всем подружкам растрепала, что я нашел средства на реабилитацию Никите“.
– Нормально вы мне платили, Игорь Сергеевич, – тихо сказал он. – Только мне понадобилось больше, чем вы могли бы дать. Сын у меня в больнице…
– Почему ко мне не пришел? – рявкнул Кошелев, перегибаясь через стол так резко, что Шаньский открыл глаза и отшатнулся. – Почему?! Я что – зверь? Что, денег не нашли бы твоему сыну?!
Бабкин вылез из-под стола с листом, на котором Капитошин любезно распечатал ему прайс на ноутбуки известной фирмы, и отодвинулся от орущего Кошелева вместе с креслом.
Юрий Альбертович ошеломленно посмотрел на своего начальника, пораженный не тем, что тот повысил голос, а содержанием его последней фразы. Ему и в голову не пришло обратиться к Кошелеву – не потому, что он ждал отказа, а потому, что он просто не подумал об этом. Легкий путь был так близок, так доступен, что для Шаньского не имело смысла искать другие пути.
– Я… я не подумал, – пробормотал он, бледнея. – Не подумал… Такие деньги, кто же знал? Я и представить не мог…
– Чего ты представить не мог?! Что я тебе денег дам? Ты, мать твою, сколько лет со мной работаешь, а?
Глядя на его красное лицо, Шаньский отчетливо понял, что Кошелев и в самом деле дал бы ему требуемую сумму. Он чуть не расплакался, осознав, что можно было не искать выхода на „Фортуну“, не предлагать конкурентам свои услуги, не ожидать со страхом результатов тендера, а выбрать куда более простой, а главное, честный вариант. Юрий Альбертович перевел взгляд на детектива в кресле и прочитал на лице того плохо скрытое презрение. Шаньский не мог допустить, чтобы к нему так относились – он слишком любил себя, – и подавно не мог допустить, что он и в самом деле заслужил презрение. Юрий Альбертович мог только восхищаться собой.
И он уцепился за спасительную мысль. Мысль заключалась в том, что на том самом простом и честном пути ему пришлось бы пройти через унижение, а унижения он не терпел.
– Я не привык просить! – выкрикнул Шаньский, поднимая подбородок. – Слышите?! Не привык!
Он взял себя в руки, и лицо его, минуту назад вялое, снова стало красивым и волевым. Сергей Бабкин подумал, что Юрий Альбертович напоминает ему какой-то памятник из виденных недавно. „Только лошади под ним не хватает“.
– Я унижаться перед вами не буду! – нес свое Шаньский. – Никогда ничего не просил и не собираюсь!
– Тогда пошел вон отсюда! – скомандовал вмиг разъярившийся Кошелев. – Не просил он! Воровать мы умеем, предавать мы умеем, а просить – нет? Вон, я сказал!
Рык его раскатился по кабинету. Игорь Сергеевич разве что не плевался от злости. Перепуганный Шаньский вскочил и попятился к выходу, безуспешно пытаясь сохранить достоинство, но Кошелев схватил что-то со стола, собираясь метнуть в него, и Юрий Альбертович обратился в бегство. Он выскочил в коридор, захлопнул дверь и заторопился к выходу, боясь, что шеф попытается его догнать. Но Кошелев остался сидеть за столом, тяжело дыша и ругаясь про себя.
– Вы бы степлер-то положили, – посоветовал Бабкин. – Не ровен час, прищемите чего-нибудь.
Игорь Сергеевич перевел взгляд на предмет, который схватил в ярости, и обнаружил, что действительно сжимает в кулаке степлер.
– И в самом деле чуть не швырнул, – признался он, возвращая степлер на место. – Может, и стоило. Надо же, унижаться он не будет! Просить он не хотел!
Кошелев снова начал заводиться, но, бросив взгляд на сыщика, успокоился.
– Спасибо, Сергей, я в ваш план до конца не верил. Думал, глупость мы затеяли, зря только человека обидим.
Он откинулся на спинку кресла, испытывая облегчение. Злость прошла, и ему было жаль, что именно Шаньский, работавший в фирме едва ли не с первого дня, оказался „кротом“. Но радость от того, что теперь можно не подозревать всех сотрудников скопом и прикидывать, кто же продал информацию, перевесила огорчение.
Бабкин довольно хмыкнул, а про себя подумал, что блеф оказался на редкость успешным. Он и сам сомневался в результате своей затеи. Накануне вечером Катя Викулова прибежала к ним домой с рассказом о разговоре между Шаньским и его подругой, случайно подслушанном ею. Этот разговор мог ничего не значить; он мог вовсе не иметь отношения к получению Шаньским большой суммы денег, но Бабкин решил проверить это, потому что вспомнил слова Макара: „Если увидел кончик ниточки, тяни за нее. Что-нибудь да вытянешь“.
Самым сложным оказалось убедить директора „Эврики“ подыграть ему. Игорь Сергеевич упорно не хотел подозревать Шаньского без доказательств, а доказательств Бабкину катастрофически не хватало. Юрий Альбертович пользовался услугами того сотового оператора, в котором начальник безопасности отказал Сергею, и потому Бабкин не мог предоставить распечатку телефонных переговоров в обоснование своих подозрений. Оставался только блеф. И он полностью себя оправдал.
Сергей расспросил Катю о Шаньском и решил, что если тот виноват, то его можно взять на испуг, ошеломив и заставив поверить, что против него собраны неопровержимые улики. „Юрий Альбертович не очень быстро соображает, – сказала Катя. – Мне даже кажется, честно говоря, что он немного глуповат“.