– Нет, нет, он не настолько сошел с ума! Хотя я слышала, как он говорил: настанет день, когда у нас в домах будет газ!
– Только не в моем доме! – твердо сказал Адам.
– Конечно нет! – согласилась она.
Дженни еще раз оглядела комнату, но, кроме замечания, что это была весьма странная затея – поставить диваны на крокодильи ножки, – не высказала больше никакой критики. Тем не менее, добравшись до своей спальни, она ахнула, воскликнув:
– О Боже, папа, что, возомнил меня Клеопатрой? Я в жизни не видала такой кровати! И как, он считает, я буду в ней смотреться?
Это, несомненно, был самый потрясающий предмет обстановки – из красного дерева, инкрустированный серебром, с изголовьем, украшенным резной Исидой [11] .
Адам развеселился, но Марта Пинхой выразила недвусмысленное осуждение.
– Да, спросили бы вы меня, мисс Дженни… миледи, уж я бы вам высказала! А вам не мешало бы спросить, мисс Дженни, то есть миледи! Язычество – вот как это называется, и я просто не знаю, что нашло на хозяина! Ведь худшее вам еще предстоит увидеть!
– Боже правый, что? – спросила Дженни.
– Терпение, миледи! – мрачно сказала мисс Пинхой. – Но не раньше его светлости! Непристойность – вот что это такое! Сейчас, сейчас, подождите!
– Если это неприлично, думаю, именно мне следует посмотреть на это, а не ее светлости! – вмешался Адам. – Уходи, Дженни! Марта собирается раскрыть мне ужасную тайну, с тем чтобы я мог решить, подобает ли тебе это видеть.
– Какой стыд, милорд! – сказала мисс Пинхой, чье почтительное поведение по отношению к нему продолжалось менее недели. Брешь в ее обороне была пробита улыбкой, снискавшей ему столько доброжелателей; прошло не так много дней, и она уже обращалась с ним так, будто он, как и Дженни, был ее питомцем. Теперь она сказала ему с суровостью, в которой лишь посвященные распознали бы признак глубочайшей привязанности, что тут совсем не до смеха. Он удивленно приподнял бровь, но Марта была непреклонна, и он пошел выяснить, какие беспощадные перемены произвела рука мистера Шоли в спальне, ранее принадлежавшей его отцу. Он с облегчением обнаружил, что единственным новшеством был столик для бритья, поистине замечательной конструкции. Он обменялся парой слов со своим камердинером, когда взрыв хохота, самого непосредственного, какой он когда-либо слышал от Дженни, опроверг слова мисс Пинхой и привел его обратно в комнату жены.
– Нет, вы только посмотрите, милорд! – умоляла его хохочущая Дженни, одной рукой вытирая слезы, а другой показывая на дверь, ведущую в комнату для одевания. – Ой, я сейчас умру! Кто это надоумил папу на такую затею?
Мистер Шоли, преобразив гардеробную в ванную комнату, уставленную зеркалами и задрапированную шелковыми занавесками, снабдил ее ванной в форме раковины – обстоятельство, которое побудила Адама сказать после минутного замешательства:
– Ну прямо-таки Боттичелли – рождение Венеры!
– О-о-ох! – стонала Дженни, одолеваемая новым приступом смеха. – Но я совсем не красива!
– Нет, и к тому же вы не распутная женщина, миледи! – вставила ее разъяренная служанка. – Ах, перестаньте сейчас же! И что только подумает о вас его светлость, когда вы смеетесь до колик над тем, при упоминании о чем скромная молодая женщина заливается краской!
– Да, но это, знаете ли, весьма оригинальная вещь! – вынужден был признать Адам, с интересом рассматривая раковину. – Погляди-ка, Дженни! Вода поступает в нее вот через эту трубу, из этого цилиндра – интересно, каким топливом пользуются для ее подогрева?
– Не важно, чем пользуются, милорд! – сказала мисс Пинхой, сверкнув глазами. – Пока я забочусь о ее светлости, ей будут приносить горячую воду в спальню, и она будет купаться перед камином, как христианка! А чтобы разводить огонь под этим отвратительным приспособлением – нет уж, увольте, мне еще жизнь-дорога! Не успеем мы опомниться, как оно взлетит на воздух, вроде нового бойлера – еще одной умной затеи хозяина, – а если вы не помните, какой разгром он учинил повсюду, мисс Дженни, то я помню!
Ванная Дженни была не единственной умной затеей мистера Шоли. Окинув критическим взором санитарную технику на Гросвенор-стрит, он привел целую армию водопроводчиков, чтобы сделать из допотопного сооружения, стыдливо упрятанного под лестницу, туалет, который, по его собственному выражению, был Нечто. На следующий вечер, обедая с молодой парой, мистер Шоли настоял на том, чтобы продемонстрировать и разъяснить Адаму несколько особенностей, которые давали новой модели замка с подвижными вырезами преимущество над старой. Он с такой уверенностью рассуждал о вентилях, движках, потолочных бачках и сифонах, что охваченный любопытством Адам позже сказал ему:
– Вы так много знаете об этих вещах, сэр!
– О, даю руку на отсечение, что это так! Вы не увидите, чтобы Джонатан Шоли вкладывал денежки в то, в чем он не разбирается, милорд! – ответил мистер Шоли.
Он прекрасно чувствовал себя в этот вечер, но предупредил свою дочь, чтобы она не брала за правило приглашать его к себе домой.
– Потому что я не жду этого и, более того, с самого начала сказал его светлости – пусть не боится, что я пристану к нему как банный лист. Ну-ну, не хмурься, любовь моя! Я буду навещать тебя время от времени, когда вы не ждете гостей, но не нужно навязывать меня своим великосветским друзьям, потому что это никуда не годится, если ты собираешься занять достойное положение в обществе, чего я от всей души желаю.
– Я знаю, что это так, папа, но, если ты думаешь, что я уговаривала Адама, чтобы он позволил мне пригласить тебя сегодня вечером, ты ошибаешься! Он велел мне это сделать, и, думаю, так будет всегда, потому что он… он настоящий джентльмен!
– Да, он джентльмен, – согласился мистер Шоли. – Ну, придется ему растолковать, что я совсем не жду приглашений на ваши приемы, и все тут.
Он так и поступил, добавив, что Адам должен отговорить Дженни от слишком частых визитов на Рассел-сквер.
– Я уже говорил ей, что совсем ни к чему это делать, милорд, но будет еще лучше, если вы прибавите свои слова к моим. Ехать, чтобы посмотреть, делает ли миссис Финчли все, как положено! Еще бы она не делала, прослужив у меня в экономках пятнадцать лет! Так что скажите Дженни: пусть оставит меня в покое и не боится, что я обижусь, потому что я не обижусь. Ваши слова на нее подействуют.
– Надеюсь, что она пошлет меня к черту, – ответил Адам. Он увидел, что мистер Шоли, впервые в жизни выглядит озадаченным, и рассмеялся. – Какое странное у вас обо мне мнение!
– У меня такое мнение, милорд, что вы джентльмен, а я – простолюдин, и от этого никуда не денешься! А к тому же я хочу, чтобы моя Дженни была леди!