— Знаю, но я предпочитаю носить это! — равнодушно изрек эрл.
— Господи помилуй! — взорвалась его мачеха. — Я не ослышалась?! Вы предпочитаете эту… эту дешевку фамильной реликвии?!
— Хотелось бы знать, — невозмутимо пробормотал Жервез, задумчиво разглядывая печатку, — наступит ли время, когда какой-нибудь будущий эрл Сент-Эр, сейчас еще не появившийся на свет, ну, скажем, мой прапраправнук, заявит нечто подобное по поводу этого моего перстня? Неужели ему не захочется его носить?
Краска гнева бросилась в лицо графини. Но прежде чем она сообразила, что ответить, раздался деловитый голос мисс Морвилл.
— Ничего удивительного! — обыденно заявила она. — Со временем мода меняется, и всем это известно. То, что людям одного поколения кажется великолепным, другое уже считает признаком дурного вкуса. Моя матушка, к примеру, весьма гордится своими гранатами. А на мой взгляд, они просто ужасны. Ума не приложу, что буду с ними делать, когда она отдаст их мне?
— Вы хотите сказать, что даже дочерняя преданность не заставит вас надеть их, мисс Морвилл?
— Не думаю, — немного поразмыслив, пожала она плечами.
— Гранаты вашей матушки, дорогая Друзилла, вне всякого сомнения, очень красивые, по-своему конечно, не могут идти ни в какое сравнение с фамильным кольцом Фрэнтов! — заявила графиня. — И должна сказать откровенно, когда я услышала, что Сент-Эр предпочитает эту дешевую побрякушку…
— Нет, нет, позвольте, ничего подобного я не говорил! — прервал ее эрл. — Умоляю вас, ваша милость, не называйте мое кольцо дешевой побрякушкой! Уверяю вас, если вы хорошенько его рассмотрите, то согласитесь, что вряд ли видели что-либо подобное. Знаете, оно ведь весьма редкое. Обратите внимание на камень. Мне говорили, что использовать его в качестве печатки чрезвычайно трудно, он с трудом поддается обработке.
— Понятия не имею ни о чем подобном, но возмущена. Поверьте, я возмущена до глубины души! Простите за откровенность, но ваш батюшка был бы счастлив оставить фамильный перстень Мартину. Однако посчитал, что подобная вещь должна принадлежать только наследнику нашего рода!
— Неужто это и в самом деле фамильная реликвия? — осведомился Жервез, по-видимому слегка заинтригованный. — В таком случае, безусловно, увеличивается ее ценность. Весьма любопытно, знаете ли! Вероятно, это единственная вещь, которую отец завещал мне без всяких условий. Непременно положу его под стекло на самое видное место!
Побагровев от бешенства, Мартин взорвался:
— Нет, такому просто нет названия! Разве это моя вина, что отец всегда любил меня больше?
— Что ты? Это твое счастье! — отозвался Жервез.
— Милорд! Мистер Мартин! — вмешался Шаплэн.
Глаза братьев встретились — пылающие гневом карие и светло-синие, холодные как льдинки. Ни один из них и виду не подал, что услышал епископа, но, как бы то ни было, неприятному инциденту был положен конец. Тем более, что как раз в эту минуту на пороге вырос дворецкий, объявив, что кушать подано.
В Стэньоне было два обеденных зала, одним из них хозяева пользовались в тех случаях, когда в замке не было гостей. И тот и другой находились на первом этаже, в самом конце восточного крыла. Чтобы попасть туда, надо было пройти через Итальянскую гостиную, затем широкую галерею, именуемую Большой художественной студией, потом, миновав еще две двери, выйти на маленькую крутую лестницу, ведущую на кухню.
Семейная столовая была немного меньше той, что предназначалась для торжественных случаев, но стоявший в ней массивный стол красного дерева был достаточно велик, чтобы за него при случае могли бы свободно усесться человек двадцать. Однако сейчас, когда расположилось шестеро, он показался чудовищно огромным.
Вдовствующая графиня на правах хозяйки с царственным видом устроилась в конце стола, знаком предложив сыну и Шаплэну занять места возле нее. Мартин, но привычке направившись к хозяйскому месту во главе стола, словно споткнулся, сообразив, видимо, что ситуация изменилась. Злобно пробормотав что-то под нос, он круто повернулся и сел возле матери. Графиня махнула рукой мисс Морвилл, указав ей на стул по правую руку эрла, а Теодор устроился напротив.
Середину стола занимала гигантских размеров серебряная ваза в несколько ярусов, которую Вест-Индская компания в незапамятные времена преподнесла в качестве подарка дедушке нынешнего эрла. Она представляла собой грандиозное сооружение в виде восточного храма, окруженного крошечными пальмами, фигурками слонов, тигров, синаев с паланкинами, поражая изяществом и тонким вкусом, а, кроме того, занимала так много места, что эрл и его мачеха, сидевшие на противоположных концах стола, попросту не видели друг друга. То же самое относилось и к остальным, давая им ощущение некоторой обособленности и уединенности. Воспользовавшись этим обстоятельством, вдовствующая графиня, смягчив немного пронзительный голос, начала какой-то незначительный разговор, который свелся в основном к обсуждению отношений между различными людьми. Каждый при желании мог судить о ее неизменной преданности персонам, о которых она говорила. Беседа между эрлом, его кузеном и мисс Морвилл велась довольно беспорядочно.
К тому моменту, как Мартин уже в третий раз едва не вывихнул себе шею, стремясь переброситься с Тео какими-то словами, и дошел до отчаяния из-за проклятой вазы, лишившей его возможности видеть кузена, в голове эрла родились кое-какие соображения, которые он посчитал необходимым как можно быстрее претворить в жизнь. И вот, заметив, что графиня готова встать, чтобы предложить мисс Морвилл последовать за нею в Итальянскую гостиную, негромко произнес:
— Эбни!
— Милорд?
— В этом столе есть съемные панели?
— Множество, милорд, — уточнил дворецкий, испуганно вытаращив на него глаза.
— Будьте любезны убрать их.
— Убрать?! Но, милорд…
— Естественно, не сию минуту. Но, во всяком случае, до того, как мы сядем за стол в следующий раз. И вот это тоже!
— Вазу, милорд? — заикаясь, пролепетал Эбни. — Куда… куда ваша милость желает, чтобы ее переставили?
Задумчивый взгляд эрла остановился на смущенном лице дворецкого.
— По-моему, это скорее по вашей части, Эбни. Полагаю, в замке найдется кладовка или чулан, где она могла бы благополучно храниться, не попадаясь на глаза?
— Моя мать, — ощетинился Мартин, готовый снова ринуться в бой, — любит эту вещь.
— Замечательно! — отозвался эрл. — Тогда, полагаю, мы поступим следующим образом: ты, Мартин, передвинешь стул к нашему концу стола, и вы тоже, прошу вас, мистер Клаун! Эбни, будьте так добры, переставьте вазу в гостиную ее милости!
На лице Теодора отразилось изумление. Он сдавленно пробормотал:
— Жервез, ради всего святого…
— Ты не посмеешь приказать отнести вазу в гостиную моей матери! — взвизгнул Мартин, пораженный до глубины души.