— Считаешь, ей это не понравится? Но если эта вещица так пришлась ей по душе, думаю, она будет счастлива все время иметь ее перед глазами!
— Она будет счастлива, если ваза останется там, где стояла до сих пор, слышите, вы?! И, насколько я знаю маму, — добавил он с облегчением, — держу пари, так и будет!
— О нет, этого не будет! — заявил Жервез. — Видишь ли, ты знаешь ее, но совершенно не знаешь меня, а в этом случае держать пари так же неразумно, как ставить на темную лошадку.
— Считаете, что раз уж вы сейчас стали эрлом, так имеете право перевернуть в Стэньоне все вверх тормашками? — злобно оскалился Мартин, совершенно сбитый с толку.
— Ну что ж, можно сказать и так, — протянул Жервез. — Именно это я и собираюсь сделать. Но не стоит расстраиваться, ведь вы все равно не в силах что-либо изменить, не так ли?
— Посмотрим, что на это скажет мама. — Это было единственное, что мог возразить Мартин.
Реакция графини на обрушившиеся на ее голову дурные вести свелась к сбивчивым, многословным сетованиям и закончилась непоследовательным обращением к Эбни, что по поводу подобных вещей за приказаниями следует обращаться к хозяйке дома.
— О, надеюсь, он не последует вашему совету! — возразил Жервез. — Мне было бы очень жаль расстаться со старым слугой, который с давних пор служит нашей семье! — Он улыбнулся, не обращая ни малейшего внимания на перекошенное от удивления лицо мачехи, и уже более мягко добавил: — Но я твердо рассчитываю на ваш здравый смысл и опытность в делах, ваша милость. Верю, вы и дальше будете весьма успешно вести хозяйство в Стэньоне, если позаботитесь, чтобы все здесь шло так, как будет угодно мне.
Каждый, не исключая и мисс Морвилл, которая до сего времени делала вид, что внимательнейшим образом изучает женский журнал мод, затаив дыхание, ждал, что последует за этим поразительным заявлением. Увы, кое-кто был разочарован, а кое-кто почувствовал явное облегчение, в зависимости от собственных симпатий, когда вдовствующая графиня, немного помолчав, наконец с видом мученицы, вынужденной покориться обстоятельствам, объявила:
— В собственном доме, Сент-Эр, вы можете поступать как вам угодно! Прошу вас об одном: как только вам придет в голову сослать меня во Вдовий дом, сообщите мне об этом немедля!
— Ах нет! Поверьте, мне было бы невыносимо услышать, что вы решили нас покинуть, ваша милость! — отозвался Жервез. — Такой дом, как Стэньон, не сможет существовать без хозяйки! — Лицо его, однако, оставалось все таким же суровым, хоть он и добавил чуть более мягко: — Не сердитесь! Стоит ли ссориться, ей-богу? Что касается меня, то я совсем не намерен вас чем-то огорчать.
— Уверяю вас, Сент-Эр, в мои намерения так же не входит искать с вами ссоры, — с кислым видом произнесла графиня. — Было бы по меньшей мере странно, если бы я то и дело затевала ссоры со своим собственным пасынком! Однако прошу вас в будущем ставить меня заранее в известность о всех переменах, которые вы хотели бы осуществить в Стэньоне.
— Благодарю вас, — поклонившись, отозвался Жервез.
Кротость, прозвучавшая в его голосе, заставила кузена чуть заметно приподнять брови. Но Мартин, вне всякого сомнения, догадался, что мать его проиграла первый раунд схватки. Злобно выругавшись сквозь зубы, он вскочил со стула и вихрем вылетел из комнаты.
Вдовствующая графиня проигнорировала его уход с обычным для нее высокомерным видом и попросила Тео позвонить, чтобы разложили карточный стол, обронив, что уверена в желании Сент-Эра сыграть в роббер или вист. Если Сент-Эр на самом деле и не разделял ее убежденности, то уступчивый нрав и природная вежливость заставили его сделать вид, будто он в восторге, а потом, когда они все четверо уселись за карты, с кротким видом выслушивать ее беспощадные замечания по поводу его манеры играть. Его кузен и Шаплэн после краткого препирательства с мисс Морвилл, которая осталась тверда в своем решении не играть, составили им компанию.
Игра продолжалась до тех пор, пока в гостиной не накрыли чай. Было около десяти. Вдовствующая графиня, которая на протяжении всей игры не умолкала ни на минуту, отпуская бесконечные замечания по поводу своей и чужой манеры играть, взяток, правил самой игры, как таковой, пересыпая все это афоризмами и сентенциями, позаимствованными, по ее словам, от собственного отца, что дало Жервезу повод усомниться в глубине ума сего достойного джентльмена, заметила наконец, что ни у одного из игроков нет ни малейшего желания сыграть еще один роббер, и поднялась из-за стола, чтобы пересесть в свое любимое кресло поближе к огню. Мисс Морвилл немедленно принялась разливать чай и кофе, а эрл, незаметно поглядывая на нее, подумал про себя: уж не является ли девушка одной из приживалок его мачехи? На первый; взгляд, когда он только увидел ее, ему показалось, что она, должно быть, какая-нибудь бедная родственница или компаньонка. Но по тому, как мачеха обращалась с ней — если не подчеркнуто внимательно, то, по крайней мере, вежливо, — он решил, что она, скорее всего, приехала в Стэньон просто погостить. Он, безусловно, не считал себя особым знатоком женских туалетов, но все же пришел к выводу, что девушка одета вполне прилично, даже с какой-то незаметной элегантностью. Ее белое платье из тонкой шелковой тафты, с розовым корсажем и длинными рукавами, туго облегавшими изящные запястья, не было украшено ни пышными кружевными оборками, ни лентами, ни фестонами, как это принято среди элегантных молодых леди, стремящихся идти в ногу с модой. С другой стороны — низко вырезанное декольте позволяло видеть большую часть упругой молодой груди, что было бы совершенно невозможно, если бы девушка являлась компаньонкой. Кроме того, ее шейку украшал довольно изящный кулон на золотой цепочке. А самое главное, в ее манере вести себя он не заметил ни малейшего намека на подобострастие или угодливость. Она по большей части не стремилась участвовать в общем разговоре, но, когда к ней обращались, отвечала охотно и с достоинством. Причесана мисс Морвилл была довольно просто, розовая лента придерживала на голове аккуратные локоны. Волосы ее были неопределенного, какого-то, как ему показалось, мышиного цвета. Черты лица, хоть и не красивые в общепринятом смысле, были довольно приятными. Особенно ее украшали огромные темные глаза, которые всегда прямо и открыто смотрели на собеседника. Фигура у девушки была прекрасная, ее прелести не портили ни маленький рост, ни довольно короткая шея. Однако ей явно не хватало живости, очарования, желания нравиться. Эрлу она показалась скучной.
За чаем последовала обычная молитва, после которой графиня, сопровождаемая мисс Морвилл, величественно удалилась, не забыв напомнить Тео, чтобы тот показал Сент-Эру, где находится его спальня.
— Не подумайте, — великодушно заявила она, — что я намерена указывать вам, где вы должны спать. Полагаю, вы все равно поступите так, как вам будет угодно, но, думаю, сейчас, после столь утомительного путешествия, вы нуждаетесь в отдыхе.
Было бы, конечно, по меньшей мере странно, если бы поездка всего за пятьдесят миль (эрл явился в Стэньон прямиком из Пенистоун-Холла), да еще в роскошной карете, могла истощить силы человека, привыкшего к воинским походам, но Жервез только поклонился со свойственным ему добродушием, пожелав мачехе доброй ночи, и сжал руку Тео со словами: