Памяти моего отца
Ранним майским утром, когда солнце только встало и роса еще не высохла, Симон шагал из Бедфорда в Кембридж. Все свои пожитки он нес на спине в старом рюкзаке. Его короткая разорванная куртка была в пятнах, на длинных брюках сверкали дырки. На голове паренька красовалась надвинутая низко на лоб потрепанная шляпа с задорно торчащим пером. Симон был вооружен дубинкой и выглядел довольно мужественно. Оглядывая из-под густых бровей мрачным взглядом плоскую равнину, он плотно сжимал губы. И хотя ему было всего четырнадцать лет, его плечи выглядели не по-детски широкими, а массивные мускулистые бедра придавали вид взрослого, низкорослого мужчины. Лицо под густым белокурым чубом тоже не казалось мальчишеским: низкие брови и прямой рот выдавали силу характера, а в глубине зеленовато-голубых глаз мерцала постоянная настороженность.
Повстречавшийся по дороге нищий, пожелав ему доброго утра, попытался с ним заговорить.
– Куда направляешься, малыш? – лениво поинтересовался он.
Симон отрезал ледяным голосом, хотя и улыбнулся, обнажив сильные белые зубы:
– К моей цели. – И, не задерживаясь, прошел мимо.
Вслед ему нищий бросил какие-то слова, обвиняя в высокомерии, но парень не ответил. Он был немногословен.
Наконец Симон дошел до Монлиса – той самой его цели. Там, оглядывая суровый замок, остановился ненадолго у подъемного моста. Стоявший на нем часовой добродушно спросил:
– Что тебе нужно, мальчик? Это логово льва. Темные глаза Симона блеснули.
– А мне как раз и нужен лев. – Он шагнул на мост.
Преграждая ему путь, часовой засмеялся:
– Ага, значит, ты ищешь льва? Да ты ему всего на один глоток, малыш!
Парень, нахмурившись, сверкнул глазами.
– Я иду к милорду графу, – заявил он. – Прочь с дороги!
Часовой хлопнул себя по бокам и разразился громогласным хохотом. А вдоволь насмеявшись, изобразил неуклюжий поклон.
– Милорда нет дома, – решил он подшутить над Симоном.
– Не лги! – быстро парировал тот. – Милорд накажет тебя за вранье. Пусти меня!
Мальчик, не дожидаясь разрешения, как уж проскользнул мимо часового, затем молниеносно перебежал мост. И, только скрывшись из виду, подумал, как поступить дальше.
Внимательно оглядев огромные, широко открытые ворота, у которых на часах стояло несколько солдат, он сжал губы и направился прямо к ним легким, деловым, уверенным шагом, не привлекая особого внимания. Один из часовых для порядка окликнул его, тогда Симон коротко бросил через плечо:
– По поручению милорда!
Солдат засмеялся, приняв его за ребенка кого-то из дворни, и повернулся к своим товарищам. А паренек поднялся по пологому холму к дверям замка. Здесь путь ему снова преградили несколько часовых.
– Иди через вход для дворни, малыш! – высокомерно приказал один из них, с трудом сдерживая гнев.
Но Симон и не думал отступать.
– Я должен повидать милорда, – коротко бросил он.
– Зачем он тебе, щенок? – полюбопытствовал мужчина и, не получив ответа, попытался отшвырнуть его в сторону.
Но Симон отскочил, ускользнул от его рук и тут же обрушил на плечи часового свою тяжелую дубинку, да с такой силой, что этот здоровяк зашатался.
Пареньку, безусловно, пришлось бы туго, если бы в этот момент не появился мальчик, несколько моложе его. Он направлялся в их сторону в сопровождении двух борзых каштанового цвета. Мальчик был черноволос, превосходно одет и держался с большим достоинством.
– Ни с места! – крикнул он, и солдаты отпустили Симона.
А тот, сложив руки на груди, повернул голову и осмотрел незнакомца.
Мальчик подошел с важным видом, вопросительно подняв брови:
– В чем дело? И почему ты ударил часового?
Симон сделал шаг вперед:
– Извините, сэр, я хотел бы видеть милорда графа.
Часовой, которому Симон нанес увесистый удар, попытался вставить слово, однако мальчик остановил его повелительным жестом. Потом он по-дружески, хотя и несколько надменно, улыбнулся Симону:
– Я Алан Монлис. Что тебе нужно от моего отца?
Паренек снял шляпу, под которой оказались густые прямые волосы, остриженные в кружок, и неловко поклонился.
– Хотел бы наняться к нему на службу, – ответил он. – А эти люди меня не пускают. Казалось, Алан Монлис слегка растерялся.
– Моему отцу не нужны… – начал он и замолчал, накручивая на палец густые кудри. – Но что-то в тебе мне нравится, – неожиданно заявил откровенно. – Ладно, пошли со мной!
Симон снова поклонился без всякого раболепства и отступил в сторону, пропуская юного Монлиса в дверях. Когда Алан оказался впереди, он оглядел его цепким, оценивающим, стальным взглядом. Через много лет этот взгляд будет серьезно обескураживать его врагов. Алан ничего не заметил и направился в замок, посвистывая сквозь зубы. Через огромный каменный зал он подвел Симона к арке, закрытой кожаным занавесом, украшенным стальными заклепками. Но прежде, чем откинул его, прошептал:
– Будь повежливей с милордом, у него очень горячий нрав.
На губах паренька появилась улыбка.
– Я знаю. Недаром его зовут львом.
– Он действительно наводит страх, – шепотом сообщил Алан.
На лице Симона отразилось презрение.
– Меня нелегко запугать!
В ответ молодой Монлис только широко раскрыл карие глаза и усмехнулся.
– Ты еще не знаешь милорда, – пробормотал он, откидывая занавес.
Они вошли в большую комнату, украшенную коврами, стены которой были увешаны картинами на исторические и библейские мотивы. Посреди нее на столе, несмотря на то, что было только восемь часов утра, стоял завтрак милорда – кусок говяжьего филе и кружка эля. А сам он – человек гигантского роста, с широкой грудью – сидел в огромном кресле, откинувшись на его спинку. В отличие от сына, у него были светлые волосы и золотистая, воинственно топорщившаяся борода. Одну руку он держал за поясом длинного кафтана, а другая, волосатая и массивная, лежала на столе. Алан подбежал к нему и упал на колени:
– Сэр, пришел мальчик, который хочет поговорить с вами.
Фальк Монлис поднял тяжелые веки со светлыми ресницами и перевел взгляд небольших голубых глаз с сына на Симона.
– Тебе пора бы знать, что я не разговариваю с нахальными беспризорными бродягами! – недовольно загрохотал он. – Убирайся отсюда, оборванец!