— Однако же что мы видим в действительности? Вся тяжесть вины обрушилась на нашего юного друга. Было сделано все, чтобы, не побоюсь этого слова, подвести его под монастырь. Объясните, как это произошло, почему изменились ваши планы?
— Ну, так вышло, — пробормотал Зубов, обратив на Алексея свои действительно прекрасные миндалевидные глаза. — Конечно, это, наверное, было жестоко по отношению к вам…
— Наверное! — хмыкнул Каразин, но Зубов сделал вид, что не расслышал, и продолжал:
— Дело в том, что я никак не мог отпереть потайные ящички. Ключ не подходил. Одна бороздка оказалась великовата, ее необходимо было подпилить. Понятно, напильника у меня с собою не было. А вы начали расхаживать по дому, искали того, кто нашумел — ну, я, конечно, и впрямь немножко нашумел, признаюсь! — вы вели себя как-то очень по-хозяйски, и у нас возникли опасения.
— У нас? — резко спросил Каразин.
— У нас? — чуть слышно выдохнул Алексей.
— У нас с Ольгой, — пояснил Зубов. — Она все это время была со мной, помогала мне в поисках и во всем остальном. И вот, когда мы убедились, что вы не случайный гость, который вот-вот уйдет, убедившись в отсутствии хозяина, что вы, вполне возможно, уходить вовсе не намерены, мы решили отвлечь вас каким-нибудь радикальным средством.
— Да уж! — пробормотал Каразин. Алексей вздрогнул. Как это тогда сказал Бесиков? “Она одурманила, опьянила вас, заставила потерять голову. Вы забыли все свои прошлые намерения. Теперь вы могли думать только о ней…”
Правда, радикальнее этого средства и придумать было трудно!
Ольга Александровна слушала брата, не шевельнувшись.
— Ольга спустилась по черной лестнице и вошла в дом с парадного крыльца. Я предполагал, что она займет вас разговорами, но моя сестра-создание увлекающееся…
Сказав это, Зубов словно бы сам устыдился неприкрытого цинизма, прозвучавшего в его словах, и отвел глаза. И все отвели глаза от Алексея, жалея его, даже Бесиков с Варламовым, а сам он только и мог, что зажмурился, словно ему стыдно было глядеть на белый свет. И только та, которой сейчас действительно должно было быть стыдно, не отвела взор, а неотрывно смотрела на измученное, бледное лицо юноши, и в глазах ее… странное, непостижимое выражение таилось в них, но кто сейчас дал бы себе труд посмотреть в ее глаза!
— Когда, я хочу сказать, потом… — с неловкостью продолжил Зубов, который по натуре своей отнюдь не был человеком жестоким, просто недальновидным и беспечным, — ну, уже потом, когда вы, сударь, уснули, я показал сестре найденные в тайниках бумаги.
В основном это все была переписка генерала с братьями-масонами и братьями-иоаннитами, а также с братьями-иезуитами (наш пострел, видите ли, везде поспел!), ну и нашли мы письмо великого князя, разумеется, однако на дне потайного ящика обнаружили еще и завещание Александра Федоровича Талызина, отца нашего генерала. Сей господин, отказывал все свое немалое состояние первому своему внучатому племяннику. Я, честно признаюсь, ничего в сем особенного не увидел, ну, завещание и завещание, просто удивился, что отец обделил сына в пользу какого-то дальнего родственника. Однако Ольге пришла мысль обшарить вашу одежду, и там мы обнаружили письмо тетушки вашей, Марьи Пантелеевны, и ваши подорожные бумаги. Вообразите наше изумление, когда мы поняли, что вы и являетесь тем самым человеком, который станет наследником старика Талызина! Мы также поняли, что отцовское завещание было генералом преступно утаено.
— Понятно, — с тончайшим ехидством, коему мог бы позавидовать и сам Бесиков, пробормотал князь Каразин. — И вы оставили завещание на видном месте, чтобы восстановить справедливость.
Зубов открыл было рот, но в этот миг Ольга Александровна метнула на него такой взгляд, что он осекся и после некоторой заминки сказал явно не то, что собирался сначала:
— Ну… да, что-то в этом роде.
— В этом роде? — Теперь князь Василий Львович не позаботился скрыть насмешку.
— А по-моему, не в этом. По-моему, вы и сестрица ваша, это средство радикальное… цитата, господа, цитата, — выставил он ладони, словно обороняясь, — по-моему, до вас к этому времени наконец дошло, что со смертью генерала Талызина не все будет обстоять так легко и красиво, как вам хотелось бы. Вы начали опасаться, что непостижимый и неуловимый в своей логике наш молодой государь может обрадоваться его смерти не только потому, что избавился от докучного сторонника иезуитов и свидетеля своей жажды трона.
Александр мог бы воспользоваться этой смертью как средством расправиться со всеми вами, заговорщиками. А он, наущаемый своей ошалелой матерью, ничего так не желал, как отделаться от всех вас. Кто помешал бы ему сказать, будто вы, ваши братья, фон дер Пален, Беннигсен, Никита Панин и все прочие отцы, так сказать, основатели заговора, не поладили между собой и начали чистку рядов? Ведь всякая революция пожирает своих создателей, как сказали сами о себе господа французские якобинцы?
— Ну, это чепуха, — уверенно сказала Ольга Александровна, опередив растерявшегося брата. — Это чепуха!
— Согласен, — кивнул князь Каразин. — Я просто пытаюсь постичь вашу логику, господа. Я думаю, на самом деде вы спохватились, что загадочная или драматически обставленная смерть Талызина может весьма разозлить императора. Эта смерть не может не иметь оттенка политического убийства, а это волей-неволей привлечет ненужное ему внимание к событиям 11 марта, снова всколыхнет разговоры и воспоминания. А это совершенно не нужно государю.
Он может вспылить — и тогда последствия для вас, для прочих заговорщиков могут оказаться самые непредсказуемые. Один умный человек, который всю жизнь только и занимался тем, что, устраивал перевороты и плел интриги, как-то сказал: “Участвовать в заговорах — все равно что пахать море”. А море пахать опасно: можно отойти слишком далеко от берега и невзначай потонуть — с ручками, ножками, конягою и плугом. Дно уже уходило из-под ваших ног, Платон Александрович, поэтому вы решили быстренько вернуться к берегу. Новый план был разработан мгновенно, отдаю должное вашим способностям стратега и тактика.
Да и сестрица ваша вам под стать, тоже мастерица мгновенных ходов. Все бумаги из секретера вы забрали, оставили только завещание, положенное на самое видное место, так что его даже слепой не мог не заметить, а уж тем паче — вот эти господа дознаватели, которые вами, очевидно, давно прикормлены и пляшут под вашу дудку.