Колин Шеферд видел ее в полдень, но она не пустила его в коттедж Мэгги больна, сказала она. Температура высокая, озноб, расстройство желудка. Побег с Ником Уэром и сон на каменном полу — пускай не всю ночь — сделали свое дело. Она и эту ночь плохо спала, но сейчас заснула, и Джульет не хочет ее будить.
Она вышла на улицу, чтобы сообщить ему об этом, закрыла за собой дверь и стояла, дрожа от холода. Вышла она, видимо, чтобы не пустить его в коттедж, и стояла на холоде, чтобы он скорей уехал. Если он любит ее, то не станет долго держать ее на холоде, видя, как она дрожит.
Язык ее тела был достаточно красноречив: судорожно скрещенные на груди руки, пальцы, вцепившиеся в рукава ее фланелевой рубашки. Но он сказал себе, что это всего лишь холод, и стал искать подоплеку в ее словах. Он всматривался в ее лицо, заглядывал в глаза и прочел вежливость и сдержанность. Она нужна дочери — и не бросит ее, если он не эгоист, то должен это понять.
— Джульет, когда мы сможем поговорить? — спросил он.
Она бросила взгляд на окно спальни Мэгги:
— Я должна быть рядом с ней. Ей снятся кошмары Я тебе позвоню, как только смогу, хорошо? — И тут же ускользнула в коттедж, тихонько закрыв за собой дверь.
Он слышал, как в замке повернулся ключ.
Ему хотелось крикнуть:
— Ты забыла. У меня есть свой собственный ключ. Я могу заставить тебя говорить со мной. — Но вместо этого он долго смотрел на дверь, пересчитал все шурупы, стараясь унять бешено колотившееся сердце. Его разбирала злость.
Он продолжил объезд участка — помог трем водителям, недооценившим обледенелые дороги, загнал пять овец за разваливающуюся стену возле фермы Скелшоу, положил на место камни, застрелил бродячую собаку. Все эти повседневные дела не мешали ему размышлять. Он пытался разобраться в своих мыслях.
Время шло, а она все не звонила. Он ждал, беспокойно расхаживая по дому. Выглянул в окно и посмотрел на девственно нетронутый снег, лежавший на кладбище церкви Св. Иоанна Крестителя и дальше на пастбищах и склонах Коутс-Фелла. Он разжег камин и позволил Лео нежиться возле него. День клонился к вечеру. Он почистил три ружья. Налил чашку чаю, добавил в него виски и забыл выпить. Он дважды снимал трубку, желая убедиться, что связь не нарушена. Ведь снегопад мог повредить линию. Но бессердечный гудок сообщил ему, что со связью все в порядке, чего, видимо, нельзя было сказать о самой Джульет.
Он старался не верить. Говорил себе, что она просто волнуется за дочь. Страшно волнуется, но не более того.
В четыре часа он не выдержал и позвонил. Занято. Через четверть часа тоже, и через полчаса, и через каждые пятнадцать минут после этого, пока в половине шестого он не сообразил, что она просто сняла трубку, чтобы звонки не беспокоили дочь.
Он ждал, что она позвонит между половиной шестого и шестью. Вспомнил их краткие разговоры за эти два дня, с тех пор как Мэгги вернулась из своего недолгого побега. Тон у Джульет был не такой, как обычно, — казалось, она решилась на что-то, на что, он не мог понять, и его отчаяние росло с каждой минутой.
Когда в восемь зазвонил телефон, он бросился к нему и услышал скрипучий голос:
— Где тебя черти носили весь день, парень?
Колин стиснул зубы, но тут же приказал себе расслабиться.
— Работал, па. Я каждый день работаю.
— Не огрызайся. Он просил вопси, и она едет. Тебе известно это, парень? Ты дотумкал, чем это пахнет?
Телефон был на длинном проводе. Колин прижал трубку к уху и прошел к кухонному окну. Он видел свет, горевший на крыльце викария, его отделяла завеса снега, который валил так, словно небеса разверзлись.
— Кто просил вопси? О чем ты говоришь?
— Этот козел из Ярда.
Колин отвернулся от окна. Взглянул на часы. Кошачьи глаза ритмично двигались, хвост тикал и такал.
— Откуда тебе это известно? — спросил он.
— Кое-кто из нас поддерживает связи, парень. Кое-кто хранит верность дружбе до самой смерти. Кое-кто приходит на помощь в трудную минуту. Я давно тебе говорил, но ты слушать не желал, черт тебя побери. Проявил такую тупость, такую самоуверенность…
Колин слышал в трубке, как звякнул стакан, как стукнул лед.
— Что там у тебя на этот раз? — спросил он. — Джин или виски?
Стакан с треском разлетелся, ударившись обо что-то: стену, мебель, плиту, раковину.
— Проклятый говнюк! Я пытаюсь тебе помочь, а ты…
— Я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Сил моих больше нет. Ты так глубоко сидишь в дерьме, что даже запаха его не чуешь. Этот пидор заперся с Хокийсом почти на час. Вызвал судебных и детективов, которые выезжали на место, когда ты обнаружил тело. Не знаю, что он им наплел, но в результате они позвонили и вызвали вопси и еще кого-то. Что там еще задумал этот прохвост из Ярда, одному Богу известно. Ты понял, парень? А ведь Хокинс не позвонил тебе и не поставил в известность, верно? Верно?
Колин не ответил.
Он вспомнил, что во время ленча поставил на плиту кастрюлю. К счастью, там была только соленая вода. Она давно выкипела. Дно кастрюли покрылось коркой.
— Что это значит, как ты думаешь? — грозно вопрошал отец. — Сам допетришь или по буквам тебе разъяснить?
Колин заставил себя продемонстрировать равнодушие.
— Подумаешь, вопси, па. Ты кипятишься из-за пустяков.
— Как ты думаешь, что это значит? — повторил отец.
— Значит, что я пропустил какие-то вещи. И дело следует возобновить.
— Проклятый кретин! Неужели тебе не известно? Это говорит о недоверии к результатам расследования убийства.
Колин представил, как вздулись жилы на отцовских руках.
— Не надо делать из мухи слона, — возразил он. — Это не первый случай, когда дело снова открывается.
— Простачок. Жопа, — прошипел отец. — Ты давал показания в ее пользу. Ты давал клятву. Ты играл в ее ворота. Тебе это припомнят, когда придет время для…
— У меня есть новая информация, не связанная с Джульет. Я готов предоставить ее парню из Ярда. Это даже хорошо, что он вызвал женщину-констебля — она ему пригодится.
— Что ты говоришь?
— Я нашел убийцу.
Молчание. В гостиной потрескивал камин. Лео методично грыз кость, прижимая ее лапами к полу.
— Ты так уверенно заявляешь. — В голосе отца звучала осторожность. — Доказательства есть?
— Да.
— Ведь если ты просрёшь и это дело, твоя песенка спета, парень. А если это случится…
— Такого не произойдет.
— …мне не нужно, чтобы ты плакал и просил помощи. Я уже не могу прикрывать твою задницу своим постом в Хаттон-Престоне. Тебе ясно?