– Для этого мальчика не странно, – возразил полковник. – Чувство чести у них в крови. В этом суть их культуры.

Линли предпочел бы сменить тему разговора.

– Когда у вас был этот разговор? С чего он начался?

Полковник беспомощно глянул на дочь:

– Когда это было, Джинни?

– С месяц назад, кажется. Вроде бы в школе на уроке истории им рассказывали о леди Джейн Грей. Она умерла за веру, умерла, не отрекшись от своих убеждений. Должно быть, именно тогда Мэтт спросил тебя, требует ли честь, чтобы человек всегда поступал как должно, а ты хотел знать, почему он вообще задумался над этим, и тогда он рассказал про леди Джейн Грей и ее решимость умереть, но не принять бесчестие и не посрамить свою веру.

Отец кивнул:

– Да, он спрашивал, что, по нашему мнению, важнее: кодекс чести или справедливость.

– И вы сказали ему, что это одно и то же, верно?

– Вот именно. Но Мэттью не согласился. – Полковник повернулся лицом к фотографии, которую Линли успел вернуть его дочери. – Это в нем Запад говорил, но восточная кровь твердила, что это одно и то же.

Линли уже начало раздражать, что полковник все время ссылается на происхождение Мэттью, на фантазию, порожденную старческим маразмом.

– Но вы не обсуждали с ним его китайское наследие, хотя вы так любите эту культуру.

– Не стану же я говорить с вами о ваших скандинавских предках, наградивших вас прекрасными русыми волосами. Каждый из нас – наследник многих культур, инспектор. Некоторые находятся ближе к этому источнику, другие, как вы и я, дальше, но все мы – результат смешения разных национальностей. Отрицать этот факт значит отрицать сам ход жизни. Люди, не способные смириться с этим, губят все вокруг. Больше мне вам сказать нечего.

Было ясно, что этими словами полковник Бон-нэми завершил разговор. Линли видел, что беседа сильно утомила старика. Здоровая рука и нога полковника тряслись, на глаза опускались тяжелые от усталости веки. Больше информации от него все равно не получишь. Линли поднялся на ноги, поблагодарил хозяина, и они с сержантом Хейверс вслед за Джин Боннэми двинулись к выходу из дома. Только оказавшись на подъездной дорожке, Линли заговорил вновь.

– Позвольте мне кое-что уточнить, мисс Боннэми, – сказал он. – Я не хотел бы задеть ваши чувства, но мне надо знать, почему ваш отец вообразил, будто в жилах Мэттью Уотли текла китайекая кровь. Ваш отец перенес четыре инсульта: Это не могло остаться без последствий.

Женщина смотрела мимо следователя в сторону изгороди. Возле нестриженого кустарника три пташки весело купались в неглубокой луже.

– Вы думаете, это его фантазии? – Она выдавила из себя улыбку. – Я бы рада облегчить вам жизнь, инспектор. Все стало бы намного проще, если б я согласилась с вами, да? Не могу, к сожалению. Видите ли, я и сама все детство и юность провела в Гонконге. Едва Мэттью тогда, в сентябре, переступил порог нашего дома, как я тотчас разглядела в нем признаки восточной расы. Так что вопрос не в том, в здравом ли уме мой отец и отличает ли он свои фантазии от действительности. Даже если б он и тронулся умом, я-то еще вполне здорова. – Она рассеянно потерла грязь, глубоко проникшую в пересекавшиеся на ладони линии.

– Если б только в моей власти было кое-что изменить…

– Что именно?

Джин пожала плечами. Губы ее дрожали, но она овладела собой и заговорила почти спокойно:

– Вечером во вторник мы слишком поздно вернулись в школу. Проехали мимо домика привратника, и я хотела подвезти его к самому зданию общежития, но Мэттью попросил меня остановиться на дорожке у гаража, потому что там мне было проще развернуть машину. Сказал, отсюда он пойдет пешком. Он был очень внимательными заботливым мальчиком.

– Тогда вы видели его в последний раз.

Она кивнула и продолжала, ища в словах утешения:

– Он вышел из машины и пошел к дому, и тут по дорожке проехал микроавтобус, его фары осветили Мэттью. Я хорошо это помню: он обернулся, услышав, как подъезжает автобус. Помахал мне рукой и улыбнулся. – Джин яростно утерла слезы. – У Мэттью была такая чудесная улыбка, инспектор. В тот вторник, когда я увидела, как он улыбается, как светится от улыбки его лицо, я осознала, как он мне дорог. Если б я успела сказать ему об этом!

– Среди бумаг Мэттью мы нашли черновик его письма к вам. Он писал вам на прошлой неделе? – Достав из кармана страничку, исписанную почерком Мэттью, Линли протянул ее Джин.

Она быстро прочла, кивнула и возвратила листок:

– Да. Я получила от него примерно такую записку в пятницу. Он всегда писал нам письмо, благодарил за проведенный у нас вечер. Всегда.

– Он упоминает, что какой-то мальчик видел его, когда он возвращался. Насколько я понял, вы приехали в школу уже после отбоя.

– Они с папой с головой ушли в игру, и мы все позабыли о времени. В среду я позвонила Мэттью, чтобы узнать, не было ли каких-нибудь неприятных последствий. Он сказал, что попался на глаза одному из старшеклассников.

– И тот доложил директору?

– Видимо, нет. Во всяком случае, тогда еще нет. Я так поняла, Мэттью собирался поговорить с ним, объяснить, где он задержался.

– Мэттью наказали бы за опоздание, несмотря на то, что он был у вас?

– Наверное, да. Ученики обязаны вернуться в школу вовремя, невзирая ни на какие обстоятельства. Это вроде бы воспитывает в них ответственность и самостоятельность.

– Какое наказание его постигло бы?

– Возможно, на следующей неделе запретили бы отлучаться из школы. Или ограничились бы выговором. Не так уж это серьезно.

– Для него. А для другого?

– Для другого? – Джин Боннэми в недоумении свела брови.

– Для того, кто видел Мэттью.

– Я вас не вполне понимаю.

Линли и сам только сейчас осознал суть полученной от Джин Боннэми информации. До сих пор он учел лишь одну сторону: префект пансиона Брайан Бирн почему-то не доложил, что ко времени отхода ко сну один из его подопечных отсутствовал. Однако в этом деле есть и другая сторона: не только Мэттью Уотли опоздал во вторник вечером к отбою, но и кто-то другой из воспитанников Бредгар Чэмберс.

14

– Словно песок жуешь! Отвратительная еда, инспектор! Почему это называется «свежие сэндвичи»? Да этого парня надо судить за мошенничество! – Крошки сыра сыпались на бордовый пуловер сержанта. Хейверс сердито смахнула их на пол любимого автомобиля инспектора. Линли попытался с должной строгостью произнести ее имя, но безрезультатно. Барбара продолжала свое: – Мы могли зайти в паб. Пятнадцать минут на перекус – тоже мне, преступление!

Линли печально осматривал выбранный им бутерброд. И мясо, и помидор приобрели нежно-зеленый оттенок. Да, этим питаться не стоит.