Свою продукцию Клифф реализовывал в основном по почтовым заказам, а потому не понимал: какого черта его пазлы вызывают столь нездоровый ажиотаж? Ведь он же не рекламирует их в «Тендринг стандарт» и не вывешивает рекламных растяжек на Хай-стрит. Он не настолько глуп. Черт возьми, кем-кем, но глупцом он никогда не был. Осторожность — это хорошо, но этого мало, если копы начали поиски убийцы. Эту истину Клифф постиг еще тогда, когда жил в лондонском районе Эрлз-Корт, расположенном в западной части столицы. Стоит копам ступить на эту тропу, они только и делают, что ежедневно толкутся перед твоей дверью. Всего лишь один вопрос, мистер Хегарти. Вы не поможете нам в одном деле, мистер Хегарти? Вы не спуститесь к нам на минутку, мистер Хегарти? Произошла кража со взломом (или групповое нападение, или грабеж, или изнасилование — да какая разница что!), и мы хотели бы знать, где вы находились в ту ночь, когда было совершено преступление. А вы бы не могли рассказать нам кое-что о ваших приятелях? Да нет, просто для того, чтобы снять с вас подозрения. И так далее, и тому подобное. Единственный способ отделаться от них — уехать куда-нибудь, исчезнуть и начать все заново в другом месте.
Клифф знал, что это ему под силу. Раньше он так и поступал, раньше он был одиночкой. Не то чтобы сейчас он был обременен иждивенцами или нахлебниками, упаси боже, — но в настоящее время у него было дело, будущее, хорошее жилье в престижном районе на Сыпучих Песках, и он был совсем не расположен отказываться от всего этого. И все же он, Клифф Хегарти, может начать свой бизнес где угодно, а вот Джерри Де Витту будет нелегко найти работу в строительстве. Джерри надо держаться за Балфорд: на фоне прогнозов грядущей реконструкции города перед Джерри открываются радужные перспективы. Нет, нельзя сматывать удочки сейчас, когда после долгого ожидания на горизонте наконец-то замаячили хорошие денежки.
Но ведь Джерри интересуют не только деньги, размышлял Клифф. Если бы его занимали только они, насколько легче была бы жизнь, черт возьми! Если бы Джерри просто бежал на работу каждое утро и выкладывался до полного изнеможения на строительстве этого ресторана на пирсе, жизнь была бы прекрасной. Он приходил бы домой разгоряченный, потный и усталый, ни на что не способный, словно газовая горелка, подключенная к пустому баллону. Лучше бы ему не думать ни о чем, кроме ужина и сна, и мечтать только о премиальных, которые семейство Шоу обещало ему, если он закончит стройку и объект будет сдан в эксплуатацию к ближайшему празднику. Хорошо бы его больше ничего не тревожило.
В то утро Клифф, накинув махровый халат, вышел на кухню в шесть часов, очнувшись от беспокойного сна и внезапно осознав, что Джерри рядом с ним в постели нет. Он обнаружил Джерри, полностью одетого, у раскрытого окна, где тот, судя по всему, стоял уже довольно давно. Окно выходило на бетонную дорожку, за ней тянулась прибрежная полоса, а дальше — море. Джерри держал в руках чашку кофе и думал о чем-то своем, а это всегда приводило Клиффа в волнение.
Джерри нельзя назвать скрытным человеком: для него жизнь с любовником означала повседневное и полное единодушие, которое, в свою очередь, обязывало к откровенным задушевным беседам, бесконечным оценкам «состояния их родственной близости». У Клиффа такие отношения с мужчиной-сожителем вызывали отвращение, но он научился скрывать это. Ведь квартира, где они жили, принадлежала Джерри, но главное было не в этом, просто Джерри ему очень нравился. А потому он приучил себя искусно поддерживать словесную игру, оставаясь достаточно любезным.
Но недавно их отношения серьезно изменились. Забота Джерри о прочности их союза ослабла. Он уже не обсуждал эту тему так часто, как бывало раньше, стал более угрюмым, перестал тесно, как раньше, прижиматься к Клиффу. И это возбудило желание Клиффа прижиматься к нему, хотя он понимал, что выглядит смешно и глупо, и раздражался от собственного идиотизма: ведь именно ему, Клиффу, всегда необходимо было ощущать вокруг себя свободное пространство, а Джерри постоянно стремился этому воспрепятствовать.
Клифф подошел к окну и встал рядом с Джерри. Через плечо любовника он смотрел, как по поверхности моря пробегали, словно змейки, отблески утреннего солнца. Рыбацкое судно медленно ползло на север. Силуэты чаек перемещались по небу, словно тени на экране. Клифф, не будучи любителем красот природы, все же реагировал на мгновения, когда открывающаяся перед глазами картина располагает к размышлению.
Этому занятию и предавался Джерри, когда Клифф подошел к нему. Он, казалось, был всецело погружен в раздумья.
Клифф приобнял Джерри, отчетливо сознавая, что в последнее время они явно поменялись ролями. Прежде нежность проявлял Джерри. Его касание было легким, ласковым, но в то же время настойчивым; оно словно говорило: ответь мне, пожалуйста, дотронься и ты до меня, скажи, что ты любишь меня так же сильно, безоглядно и самоотверженно, как я люблю тебя.
Прежде Клиффа так и подмывало движением плеча отстраниться от руки Джерри. Нет, если уж говорить правду, то его первой реакцией на эти нежности было желание сбросить с себя его руку. А если уж быть совсем точным, то ему хотелось дать Джерри такую затрещину, чтобы он отлетел в другой конец комнаты, потому что это прикосновение, такое нежное и возбуждающее, призывало его к тому, на что у него не было ни сил, ни вдохновения. Сейчас в прежней роли Джерри выступал он. Он ждал, когда Джерри даст ему понять, что между ними все как прежде и что они существуют лишь друг для друга.
Джерри пошевелился, словно очнувшись ото сна. Его пальцы в ответ слегка коснулись Клиффа, а тот почувствовал в прикосновении любовника некую принужденность; оно походило на поцелуй слишком долго проживших вместе людей, которые лишь на мгновение дотрагиваются друг до друга сухими, плотно сжатыми губами.
Рука Клиффа соскользнула с шеи Джерри. Черт возьми, мысленно выругался он и задумался, что сказать. Начал с простых и подходящих для этого момента слов:
— Не спалось? И давно ты встал?
— Не так уж давно. — Джерри отпил глоток кофе. Клифф, глядя на отражение Джерри в оконном стекле, силился понять, что у того на уме. Он, словно с его глаз спала пелена, видел не тот образ, который по ночам рисовал в своем воображении, а реальный портрет мощного, упитанного человека, с телом плотным и сильным от постоянной физической работы.
— Что-нибудь не так? — спросил его Клифф.
— Все нормально. Просто не спалось. Жара меня доконала. Такая погода не для меня. Здесь как будто в Акапулько.
Клифф произнес то, что должен был сказать Джерри, останься они в прежних амплуа:
— Тебе жаль, что мы не в Акапулько. Ты и эти милые мексиканские мальчики…
Не договорив, он ждал от Джерри пылких разуверений, каких сам Джерри прежде добивался от него: я и милые мексиканские мальчики? Да ты рехнулся, приятель! Да на кой мне сдался толстый сопляк, если рядом со мной ты?
Но Джерри молчал. Клифф сунул сжатые кулаки в карманы халата, чувствуя отвращение к самому себе. Да будь все проклято! Ну кто бы мог подумать, что он опустится до такого? Именно он, Клифф Хегарти, а не Джерри Де Витт, постоянно бравировал, утверждая, что вечная верность — это не что иное, как пит-стоп [23] на пути к могиле. Это он все время твердил о том, насколько опасно видеть утром за завтраком одно и то же надоевшее кислое лицо или укладываться каждый вечер в постель, ощущая рядом то же самое тело. Он не уставал повторять, что после нескольких лет такой жизни только уверенность в том, что ты еще можешь обрести тайную связь с кем-то на стороне, кому в радость преследование, встречи с неизвестными или ловкий обман, способна стимулировать мужское тело на длительные любовные отношения. Все бывает именно так, а не иначе — такова жизнь.