Окунувшись в многоголосый шум пирса, Барбара задумалась: как же браслет очутился у Тео Шоу и почему он лжет, что вещь досталась ему от отца. В том, что два одинаковых браслета, изготовленных одним мастером, могли оказаться в одном городе, не было ничего необычного; необычным было то, что на них сделана одна и та же гравировка. А если так, можно с уверенностью сделать вывод: Салах Малик лгала, утверждая, что выбросила браслет, поскольку он красовался сейчас на запястье Тео Шоу. Тео мог получить браслет двумя способами: либо Салах вручила его непосредственно ему, либо она вручила его Хайтаму Кураши, а Тео Шоу заметил его и снял с тела Кураши. В любом случае Тео Шоу был занесен в самое начало списка подозреваемых.
Еще один англичанин, отметила про себя Барбара и задумалась над тем, как взорвется община, если окажется, что Кураши погиб от руки европейца. Ведь в настоящий момент у них двое подозреваемых: Армстронг и Шоу, и оба англичане. Да и следующим, с кем ей надо было встретиться, был Тревор Раддок, который мог стать третьим англичанином в этом списке. Если, конечно, вдруг не объявится Ф. Кумар с уликами, явными даже для слепого, или у кого-то из Маликов сдадут нервы и они выдадут еще одного претендента на роль убийцы. Если нет, тогда разыскиваемый ими преступник может быть только англичанином.
При мысли о семействе Маликов Барбара вдруг остановилась в нерешительности; ключи от машины болтались в безвольно повисшей руке, пальцы мяли листок с адресом Тревора Раддока. Как понимать то, что Салах Малик подарила браслет Шоу, а не Кураши? Ведь слова «Жизнь начинается только сейчас» не могут быть адресованы тому, с кем знаком лишь шапочно, а это значит, что Тео Шоу не был ее случайным знакомым. Ясно, что отношения между ним и Салах были намного более близкими, чем рассказал Тео. А из этого следует, что не только у Тео Шоу был мотив избавиться от Кураши, но и у Салах Малик.
Итак, в списке подозреваемых наконец-то нарисовался азиат, с облегчением подумала Барбара. И все-таки, что же скрывают Тео и Салах?
Дойдя до конца пирса, Барбара вошла в одиноко стоящую палатку с вывеской «Сладкие сенсации» и появилась из нее с двумя пакетиками в руках: в одном был попкорн, в другом — разноцветные леденцы. Доносившиеся оттуда запахи жареных пончиков, сахарной ваты и воздушной кукурузы были настолько соблазнительны, что пройти мимо было невозможно. Покупая сладости, она испытывала угрызения совести. Ладно, утешала она себя, зато в следующий раз буду обедать с Эмили Барлоу, стойкой сторонницей низкокалорийной диеты. Надо худеть, в который раз подумала Барбара.
Поколебавшись, с чего начать, она достала леденец, положила его за щеку и пошла к машине. Она оставила свою «мини» на Плаце, полосе рядом с шоссе, которое тянулось вдоль берега и затем заворачивало к расположенному на возвышенности району города. Здесь, словно в строю, замерли виллы, построенные во времена короля Эдуарда, но совершенно непохожие на дом Эмили. В их архитектуре чувствовалось итальянское влияние: балконы, арочные окна и двери. В 1900-х годах они наверняка считались бы последним криком строительной моды, однако теперь, подобно дому Эмили, нуждались в срочном ремонте. Почти на всех выходящих на дорогу окнах были таблички: «Ночлег с завтраком», но грязные занавески и осыпающаяся на тротуар с оконных переплетов краска отпугивали даже самых невзыскательных любителей приключений. Дома выглядели безлюдными; вероятно, половина из них ожидала своей очереди на снос.
Около машины Барбара остановилась. С этого места на побережье она могла осмотреть город, и то, что она увидела, ее не порадовало. Дома, стоящие вдоль полого поднимающейся вверх дороги, нуждались, как и виллы, в ремонте. От многолетнего воздействия морского воздуха краска на стенах полиняла и облупилась, металлические ограды и решетки заржавели. Туристы сюда давно не заглядывали: дешевые турне в Испанию стали для большинства публики более привлекательными, чем поездка в Эссекс. Это печальное зрелище напомнило ей дом мисс Хэвишем: [26] время будто остановилось, и Балфорд постепенно ветшал и разрушался.
Город отчаянно нуждался в рабочих местах, которые предлагал Акрам Малик, и в реконструкции, задуманной семейством Шоу. А что, если их интересы где-то пересекались? Выяснить это могла только полиция Балфорда.
Все еще размышляя о судьбе городка, она заметила двух темнокожих мальчишек не старше десяти лет, только что вышедших из кафе «Горячие и холодные закуски Стэна» с рожками мороженого «Корнетто». Они направлялись к пирсу. Около шоссе остановились, пропуская машины. Запыленный фургон притормозил, давая им возможность перейти дорогу.
Сквозь грязное ветровое стекло было видно, как водитель рукой подал знак перейти на другую сторону шоссе. Мальчики благодарно кивнули ему и сделали шаг с тротуара. Именно этого, казалось, только и ждали те, кто сидел в фургоне.
Пронзительно сигналя, машина рванулась с места. Громкий рев мотора слился с многократным эхом, отразившимся от домов по обеим сторонам дороги. Испуганные дети прыгнули назад. Один мальчик уронил мороженое и нагнулся, чтобы поднять его. Второй, схватив своего спутника за воротник, быстро оттащил его с опасного места.
— Проклятые паки! — заорал кто-то из сидящих в фургоне.
Вслед за этим выкриком из окна полетела бутылка. Она была открыта, и ее содержимое расплескалось по воздуху. Мальчики сумели увернуться от бутылки, она разбилась о тротуар возле их ног, но желтая жидкость залила их лица и одежду.
— Черт возьми! — выругалась себе под нос Барбара и поспешно перебежала шоссе.
— Мое мороженое! — рыдал младший. — Гассан, мое мороженое!
Лицо Гассана выражало презрение, смешанное с отвращением, горящие глаза смотрели вслед фургону, с ревом преодолевавшему подъем. Барбара безуспешно пыталась разглядеть номерной знак автомобиля.
— С вами все в порядке? — обратилась она к мальчикам.
Младший все еще плакал. Солнечные лучи и жар, исходивший от плит тротуара, мгновенно высушили одежду ребят. Пронзительный запах мочи так и бил в нос. Отвратительные желтые потеки расплылись на их белых шортиках.
— Мое мороженое, — скулил ребенок.
— Замолчи, Мушин! — нахмурившись, приказал Гассан. — Им нравится, когда ты плачешь. Прекрати! — Схватив Мушина за плечо, он с силой встряхнул его. — Вот, возьми мое. Я не хочу мороженого.
— Но…
— Бери! — Он протянул свой рожок плачущему мальчику.
— Вы в порядке? — снова спросила Барбара. — Это ужасно!
Гассан наконец-то поднял на нее глаза. Если бы презрение имело вкус, она наверняка почувствовала бы его, и очень отчетливо.
— Английская сука. — Он произнес эти слова настолько отчетливо, что их нельзя было спутать ни с какими другими. — Отвали от нас! Мушин, пошли.