Даже если бы он не сразу осознал, как сильно опростоволосился, то понял бы это, когда позвонил по телефону, полученному от Кати Вольф. «Харриет Льюис» — значилось на визитке, и Харриет Льюис сняла трубку. Она подтвердила все, что сказала Катя и что видел сам Нката: да, она является адвокатом Кати Вольф. Да, прошлым вечером они встречались. Да, они вместе пришли в дом на Галвестон-роуд.
— Вы покинули тот дом примерно через четверть часа? — спросил ее Нката.
Она спросила:
— А что такое, констебль?
— Какого рода дело привело вас на Галвестон-роуд? — продолжал он спрашивать.
— В любом случае это не ваше дело, — отрезала адвокат, отреагировав именно так, как предсказывала Катя Вольф.
— Как давно мисс Вольф является вашим клиентом? — попробовал Нката еще раз.
— Наш разговор окончен, — ответила Льюис. — Я работаю на мисс Вольф, а не на вас.
И он остался ни с чем, кроме ясного понимания, что сделал все неправильно и что теперь ему придется объясняться перед человеком, ставшим для него образцом для подражания, — перед инспектором Линли. Вот почему Нката несказанно обрадовался, когда машины на кольцевой сбились в кучу и окончательно встали, пропуская автомобили с сиренами и проблесковыми маячками. Он был благодарен не только за возможность отвлечься от тяжелых мыслей, но и за несколько дополнительных минут, которые он потратил на то, чтобы лучше подготовиться к отчету о работе, проделанной им за последние двенадцать часов.
И теперь, припарковавшись перед входом в Хэмпстедский полицейский участок, он собрал волю в кулак и заставил себя выйти из машины. Вошел в здание, предъявил удостоверение охране и направился навстречу наказанию, которое придется понести за совершенные им действия.
Своих коллег он нашел в комнате для совещаний, где как раз заканчивалось утреннее собрание. Белую доску целиком заполнял список заданий и фамилий людей, которым поручено их выполнять. Однако собравшиеся констебли вели себя необычно тихо, и Нката догадался, что им сообщили о происшествии с Уэбберли.
Вскоре все разошлись, и в комнате остались только инспектор Линли и Барбара Хейверс, занятые сравнением двух компьютерных распечаток. Нката подошел к ним со словами:
— Простите. Крупная авария на кольцевой.
Линли взглянул на констебля поверх очков.
— А, Уинстон. Как все прошло?
— Обе упорно стоят на том, что сказали вчера вечером.
— Черт! — выругалась Барбара.
— Вы поговорили с Эдвардс наедине? — спросил Линли.
— Не было необходимости. Вольф встречалась со своим адвокатом, инспектор. Вот кем была та дамочка. Адвокат все подтвердила, когда я позвонил ей.
Он ничего больше не сказал, но его унылое лицо было более красноречиво, потому что Линли внимательно посмотрел на него, и Нката почувствовал себя при этом несчастным, как ребенок, огорчивший любимых родителей.
— У вас был весьма уверенный голос, когда вы звонили мне в последний раз, — заметил Линли, — а вы обычно бываете правы, когда испытываете уверенность. Вы действительно говорили с адвокатом, Уинни? Вольф не могла дать вам номер подруги, которая сыграла роль адвоката, когда вы позвонили?
— Она дала мне визитную карточку, — сказал Нката. — И какой адвокат станет лгать ради своего клиента, если копы хотят услышать от него лишь «да» или «нет»? Но мне все равно кажется, что женщины что-то скрывают. Просто я неправильно взялся за них и не смог выпытать правду. — А затем, поскольку его восхищение инспектором всегда перевешивало его желание хорошо выглядеть в глазах Линли, Нката добавил: — Но к тому же; я там все напортил. Если с ними надо будет говорить еще раз, лучше, чтобы послали не меня, а кого-то другого.
Барбара Хейверс попыталась подбодрить товарища:
— Со мной это тоже случалось, и не раз.
Нката бросил на нее благодарный взгляд. Не так давно она действительно напортачила, и это стоило ей временного отстранения от работы, понижения в звании и, возможно, карьерного роста в столичной полиции. Но по крайней мере, в том деле она сумела выйти на убийцу, тогда как он, Нката, лишь все запутал и усложнил.
Линли сказал:
— Что ж, ладно. С кем не бывает. Ничего страшного, Уинстон. Мы разберемся.
Вопреки общему смыслу слов, в интонации инспектора сквозило разочарование. Но Нката знал, что ему предстоит выслушать более серьезные упреки от матери, когда он расскажет ей, что случилось. «Господи, — воскликнет она, — о чем ты только думал, сын?» И на этот вопрос он предпочел бы не отвечать.
Вздохнув, Нката сосредоточился и выслушал краткое сообщение о свежей информации, которую он пропустил, опоздав на утреннее собрание. Распечатка телефонных звонков с аппарата Юджинии Дэвис дополнена именами и адресами. Также идентифицированы все лица, оставившие сообщения на ее автоответчике. Женщина, назвавшаяся Линн, оказалась некой Линн Дэвис…
— Родственница? — спросил Нката.
— Предстоит уточнить.
— …и, судя по адресу, проживает она недалеко от Ист-Далвич.
— К ней отправится Хейверс, сказал Линли.
Мужчина, не назвавший себя и сердито — требовавший, чтобы Юджиния Дэвис сняла трубку, был опознан как Рафаэль Робсон, проживающий в Госпел-Оук, что делало его ближе всех к месту преступления, за исключением Дж. В. Пичли, разумеется. Робсоном займусь я, — сказал инспектор и добавил, обращаясь к Нкате: — Попрошу вас присоединиться ко мне, — как будто чувствовал, что нужно помочь констеблю вернуть уверенность в себе.
Нката кивнул, и Линли продолжил сообщение. Расшифрованный список звонков подтверждает историю Ричарда Дэвиса о телефонных переговорах с бывшей женой. Начались они с первой недели августа, примерно в то самое время, когда их сын сорвал концерт в Уигмор-холле, и продолжались вплоть до утра перед смертью Юджинии Дэвис, когда Дэвис оставил ей короткое сообщение. Также Юджинии часто звонил Стейнс, так что свидетельства обоих мужчин в принципе можно считать подтвержденными.
— Вот вы где! — раздался голос от двери, когда Линли закончил. — Как раз хотел поговорить с вами тремя.
Они обернулись и увидели, что в комнату для совещаний заглянул старший инспектор Лич. В руке он держал листок бумаги, которым махнул себе за плечо, пояснив: — Зайдите ко мне.
С этими словами он исчез, рассчитывая, что младшие чины последуют за ним.
— Вы нашли ребенка Кати Вольф, которого она родила в тюрьме? — спросил Лич у Барбары Хейверс, когда все собрались у него в кабинете.
Барбара доложила:
— Вчера я отвлеклась на Пичли после того, как заехала к нему за фотографией. Сегодня займусь ребенком. Но не похоже, чтобы Катя Вольф интересовалась, где он и что с ним, сэр. Если бы она хотела найти его, то первым делом ей следовало бы обратиться к монахине, а та утверждает, что немка с ней не связывалась.