Бледное лицо Ричарда наглядно свидетельствовало о том, что последние несколько часов дались ему нелегко, и, хотя его упрямая приверженность имени Кара бесила Джил сильнее, чем она предвидела, когда он впервые выдвинул эту идею пять месяцев назад, ей захотелось выразить сочувствие в связи с его недавними переживаниями. Само собой, на языке у нее вертелось совсем другое: «Да что же это такое? Господи, Ричард, эта бездушная женщина бросила тебя двадцать лет назад!» Вместо этого ей достало мудрости ласково спросить:
— Было очень неприятно, дорогой? Как ты себя чувствуешь?
Ричард прошел через комнату и сел на диван. Плечи его подавленно опустились, отчего сутулость стала еще заметнее. Он выдавил из себя:
— Я не смог сказать им.
Джил нахмурилась.
— Не смог сказать… Ты о чем, дорогой?
— О Юджинии. Я не смог сказать им, Юджиния это или нет.
— О-о, — тоненько протянула Джил. — Она так сильно изменилась? Что ж, должно быть, это не так уж странно, а, Ричард? Ты давно ее не видел. И возможно, жилось ей нелегко…
Он качнул головой и уткнулся лицом в ладони, с силой потер лоб.
— Дело не в этом, хотя кто знает, может, она и сильно изменилась.
— Тогда в чем же дело?
— Она сильно пострадала. Мне, конечно, не сказали, что именно произошло, а может, полиция еще и сама не знает. Но выглядела она так, будто по ней проехал грузовик. Она… она… вся раздавлена.
— Боже! — Помогая себе руками, Джил села и сочувственно дотронулась до колена Ричарда. Да, теперь понятно, почему он такой бледный. — Ричард, мне очень жаль. Это такое испытание для тебя.
— Сначала мне показали фотографию, что с их стороны было очень чутко. Но по снимку я не мог сказать ничего определенного, и тогда мне показали тело. Они спрашивали, нет ли у нее каких-то особых примет, чтобы опознать ее. А я не помню. — Его голос был тускл, как потертая медная монета. — Все, что мне пришло в голову, — это фамилия ее дантиста. Только подумай, Джил, я вспомнил фамилию дантиста, но не смог сказать, есть ли у нее родимое пятно или хоть что-нибудь, чтобы подтвердить, что это Юджиния, моя… жена.
«Бывшая жена, — чуть не добавила Джил. — Сбежавшая жена. Жена, которая эгоистично бросила ребенка, и ты растил этого ребенка один. Один, Ричард. Не будем об этом забывать».
— А как звали этого дурацкого дантиста, я помню, — говорил Ричард. — И то лишь потому, что и сам лечился у него.
— Так что же теперь?
— Теперь они сделают рентгеновский снимок, чтобы убедиться в том, что это Юджиния.
— А ты как считаешь?
Он поднял голову. На лице его была написана бесконечная усталость. С непривычным для себя чувством вины Джил подумала, что он, должно быть, не высыпается на ее диванчике в гостиной. И еще раз отметила, какой это был чуткий и великодушный жест с его стороны — оставаться ночевать у нее в эти дни, когда ее срок подходит к концу. У Ричарда уже было два ребенка (хотя в живых оставался только один), и поэтому Джил не ожидала, что он будет так заботиться о ней во время беременности. Но с того самого момента, как у нее появился животик и набухла грудь, Ричард обращался с ней с трогательной нежностью. В ответ Джил раскрыла ему душу и сердце. Беременность объединила их. Эта ячейка, которая у них постепенно складывалась, нравилась Джил все сильнее. Именно о такой близости она мечтала и отчаялась найти среди мужчин своего возраста.
— Я считаю, — подумав, ответил Ричард, — вероятность того, что Юджиния продолжала лечиться у того же дантиста после того, как наш брак закончился, невелика.
«После того, как она оставила тебя», — мысленно поправила его Джил.
— Я не понимаю, как полиция связала тебя с ней. И как они нашли тебя.
Ричард переменил позу. Перед ним на широком пуфике, служившем кофейным столиком, лежали журналы, и он стал перебирать их. На обложке последнего номера «Радио таймс» блестела крупными зубами американская актриса, согласившаяся сымитировать английский акцент (наверняка у нее ничего не выйдет) ради того, чтобы сыграть роль Джен Эйр в очередном воскрешении одноименной и в высшей степени надуманной викторианской мелодрамы. «Тоже мне Джен Эйр, — язвительно подумала Джил. — Эта героиня сто с лишним лет взращивала в слабых умах легковерных читательниц совершенно необоснованную веру в то, что любовь порядочной женщины может возвысить мужчину с темным прошлым. Какая наивность!» Ричард не ответил ей. Она повторила:
— Ричард, я не понимаю. Как они связали тебя с Юджинией? Конечно, она могла сохранить твою фамилию, но Дэвисов не так уж мало, чтобы сразу предположить, что вы с ней когда-то были женаты.
— Это один из полицейских, — сказал Ричард. — Он знал, кто она такая. Еще по тому делу…
Он бездумно отложил «Радио таймс» в сторону, и сверху оказался другой журнал, на обложке которого красовалась сама Джил. Одетая по нынешней моде, она стояла среди наряженных в костюмы артистов. С этой труппой она сняла свой триумфальный фильм «Отчаянные средства» — сразу после разрыва с Джонатоном Стюартом, чьи клятвенные обещания оставить жену «как только наша Стеф закончит Оксфорд, любовь моя» оказались столь же несостоятельны, сколь неудовлетворительными были его действия в постели. Через две недели после того, как «наша Стеф» сжала грязными ручонками свой диплом, Джонатон выдвинул новое оправдание — необходимость дождаться, когда несчастная девица «обустроится на новом месте в Ланкастере, любовь моя». Через три дня Джил порвала с ним отношения и с головой ушла в «Отчаянные средства». И вряд ли можно было найти другое произведение, чье название столько же хорошо отражало бы ее эмоциональное состояние в те дни.
Джил спросила, не подумав:
— По какому делу? — и тут же поняла, о каком деле говорит Ричард. Разумеется, было только одно дело, которое имело для него значение. То дело, что разбило его сердце, разрушило семью и бросило тень на двадцать лет его жизни. Джил быстро продолжила: — А, да, полицейские могли запомнить.
— Тот детектив принимал непосредственное участие в расследовании. Поэтому когда он увидел ее имя на водительском удостоверении, то сразу решил найти меня.
— Теперь понятно. — Джил не столько встала, сколько перекатилась на колени, чтобы дотянуться до его поникшего плеча. — Хочешь, я сделаю тебе чаю? Или кофе?
— Я бы не отказался от коньяка.
Джил приподняла одну бровь, но Ричард этого не увидел, поскольку не отрывал глаз от журнальной обложки. А поднятая бровь означала вопрос: «В такой час? Ты, должно быть, пошутил, дорогой». Тем не менее Джил поднялась на ноги и ушла на кухню, где достала из шкафчика бутылку «Курвуазье» и налила в стакан ровно две столовые ложки, сочтя это достаточной дозой для того, чтобы привести Ричарда в нормальное состояние.
Он последовал за ней на кухню и молча взял свой коньяк. Сделав глоток, поболтал оставшуюся в стакане жидкость и медленно произнес: