Без единого свидетеля | Страница: 166

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Да, — сказал Линли.

Детектив ушел. Констебли остались. Линли обернулся к Деборе, рядом с которой присел Сент-Джеймс.

— Что случилось? — спросил он.

— Она спросила, не могу ли я поставить «бентли» в гараж. Всю дорогу вела она сама, но стало холодно, и она устала.

— Вы слишком долго ходили по магазинам. Если бы вы не… о, эти дурацкие крестильные наряды…

Слеза перекатилась через нижнее веко Деборы и змейкой поползла по щеке. Она смахнула ее рукой и продолжала:

— Мы остановились перед домом и достали из багажника покупки. Она попросила меня быть осторожней с машиной, потому что… Ты же знаешь, как Томми любит свой «бентли», сказала она. Если мы хотя бы поцарапаем его, он нас обеих съест на ужин. Приглядывай за левым бортом, когда будешь взъезжать в гараж. Поэтому я была осторожна. Я никогда не водила… Понимаешь, «бентли» такой большой, и я не с первой попытки заехала как надо… Но все равно на это ушло не больше пяти минут, Томми, даже меньше. И я решила, что она сразу пойдет в дом или позвонит, чтобы дверь открыл Дентон…

— Он уехал в Нью-Йорк, — зачем-то сообщил Линли. — Его нет на Итон-террас, Дебора.

— Она мне не сказала. Я не знала. И я не думала… Томми, это же Белгрейвия, там спокойно, там…

— Сейчас нигде не спокойно. — Его голос был груб. Он видел, как шевельнулся Сент-Джеймс. Друг поднял руку: предупреждение, просьба. Но Линли было все равно. Для него существовала только Хелен. Он говорил: — Я расследую дело об убийстве. Серии убийств. А убийца один. Так с чего ты взяла, что где-то на всей этой проклятой планете может быть спокойно?

На Дебору этот вопрос подействовал как удар. Сент-Джеймс пытался что-то сказать Линли, но она остановила его кивком головы. Она смотрела на Линли и продолжала рассказывать:

— Я поставила машину. Пошла от гаража к дому.

— Ты не слышала…

— Я не слышала ни звука. Я вышла из-за поворота на Итон-террас, и первое, что увидела, — это наши пакеты. Они были разбросаны по асфальту, и потом я увидела ее. Она упала… Я подумала, что у нее обморок, Томми. Вокруг никого не было, совсем никого, ни единой души. Я подумала, что у нее обморок.

— Я же просил тебя смотреть, чтобы никто…

— Я знаю, — сказала она. — Знаю. Знаю. Но как мне было догадаться, что ты имел в виду? Я тогда решила, что ты говоришь о гриппе, о том, что кто-то может чихнуть на нее, подумала, что Томми волнуется по пустякам, потому что я не догадалась, понимаешь, Томми? Как я могла догадаться, ведь мы же говорим о Хелен, и все это происходит не где-нибудь, а в Белгрейвии, и оружие… Мне и в голову не могло прийти, что ты говоришь об оружии! Откуда?

Тут она не выдержала и разрыдалась, и Сент-Джеймс стал успокаивать ее, говоря, что все, хватит, она сказала достаточно. Но Линли знал, что она никогда не скажет достаточно, чтобы объяснить, как его жена, как женщина, которую он любит…

— Что потом? — спросил он.

Сент-Джеймс поднял на него обеспокоенный взгляд:

— Томми…

— Не надо, Саймон, — сказала Дебора. — Прошу тебя. — И посмотрела на Линли: — Она была на верхней ступеньке, в руке держала ключ. Я попыталась поднять ее. Я думала, что она потеряла сознание, потому что крови не было, Томми. Крови не было. Совсем не похоже на то, что можно было бы ожидать, когда кого-то… Я никогда не видела… я не знала… Но потом она застонала, и тогда стало понятно, что произошло что-то ужасное. Я позвонила в «Службу спасения» и потом обняла ее, чтобы она не замерзла, и вот тогда… У себя на руке я заметила кровь. Я решила, что порезалась, и стала искать где, но потом увидела, что это не я, и испугалась, что это ребенок, но у нее на ногах, на ногах Хелен… то есть крови не было там, где должна быть, когда… И вообще это была другая кровь, не такая, потому что я знаю, Томми…

Даже в пучине собственного отчаяния Линли почувствовал ее горе, и тогда онемение спало с его души. Она бы поняла, выкидыш у Хелен или нет, она знает, какая кровь бывает при выкидыше, потому что она сама перенесла… сколько? Он не знал. Он сел, не рядом с Деборой и ее мужем, а напротив, на стул, на котором раньше сидел Теренс Файр.

— Ты подумала, что она потеряла ребенка, — сказал он.

— Сначала. Но потом я наконец разглядела кровь на ее пальто. Слишком высоко для выкидыша, вот здесь. — Она показала на точку под левой грудью. — Я снова набрала три «девятки» и сказала, что у нее идет кровь. Чтобы они торопились. Но полиция приехала раньше.

— Двадцать минут, — сказал Линли. — Боже, двадцать минут.

— Я звонила трижды, — говорила Дебора. — Спрашивала, где же они. У нее идет кровь. Идет кровь. Но я и тогда не знала, что в нее стреляли, понимаешь, Томми, если бы я знала… Если бы я им сказала… Потому что я представить не могла, только не в Белгрейвии… Томми, как в Белгрейвии могут стрелять?

«Ваша жена — настоящая красавица». Эта гнусная статья в «Сорс». Снабженная фотографией улыбающегося суперинтенданта и его очаровательной жены. Титулованный парень, этот ваш суперинтендант, не то что другие.

Линли, ничего не видя, поднялся. Он найдет его. Он его найдет.

— Томми, нет, — сказал Сент-Джеймс — Пусть полиция Белгрейвии… Сядь.

И только тогда Линли понял, что говорил вслух.

— Не могу, — ответил он.

— Ты должен. Ты нужен здесь. Ее скоро повезут из операционной. С тобой захотят поговорить. Ты будешь ей нужен.

Линли все равно пошел к дверям, но, по-видимому, именно на этот случай у входа стояли два констебля. Они остановили его, говоря:

— Делом уже занимаются, сэр. Лучшие силы. Все под контролем.

И тут к ним подоспел Сент-Джеймс.

— Томми, пойдем со мной, — сказал он. — Мы не оставим тебя одного.

Забота друга неподъемной тяжестью опустилась ему на грудь. Он задыхался. Ему нужно было ухватиться за что-нибудь.

— Боже мой. Я должен позвонить ее родителям, Саймон.

Как я им скажу, что случилось?


Барбара никак не могла заставить себя уйти, хотя понимала, что здесь она не нужна и, возможно, не желанна. Вокруг нее сидели, стояли, ходили люди, каждый — в своем личном аду ожидания.

Родители Хелен Линли, граф и графиня какие-то там (Барбара не помнила, слышала ли она когда-нибудь их полный титул), сжались от горя и выглядели хрупкими, старше своих семидесяти лет и совершенно не готовыми к тому, что уготовила им судьба.

Сестра Хелен Пенелопа примчалась из Кембриджа с мужем и пыталась утешить их — после того, как сама с плачем кинулась к ним при встрече: «Как она? Мама, боже, как она? Где Сибил? Дафна едет?»

Да, все они были в пути, все четыре сестры Хелен, включая Айрис, которая уже летела из Америки.

А мать Линли мчалась из Корнуолла вместе с младшим сыном, в то время как сестра его ехала из Йоркшира.