Кевин взглянул на телефонную трубку на ее коленях, потом на нее. Из мембраны доносилось чуть слышное попискивание. Валери схватила трубку и со стуком опустила ее на телефон. И тут же почувствовала то, чего не замечала раньше: резкую боль в костяшках пальцев. Пошевелив пальцами, она сморщилась от боли. И удивилась, как это она раньше ничего не заметила.
Кевин спросил:
— Болит, да?
— Иногда.
— Доктору звонила?
— Да что от него толку. Все в порядке, вот и весь его ответ. Никакого артрита у вас нет, миссис Даффи. А таблетки, которые он назначает… в них, по-моему, один сахар и больше ничего, Кев. Просто так, чтобы я не жаловалась. Но боль-то настоящая. Бывают дни, когда я пальцами не могу пошевелить.
— Значит, другой врач?
— Так трудно найти того, кому можно доверять.
«Как это верно», — подумала она.
И кто это научил ее быть такой недоверчивой и подозрительной?
— Я имел в виду телефон, — сказал Кевин, натягивая толстый серый свитер через голову. — Ты звонила другому врачу? Если боль усиливается, надо же что-то делать.
— А-а. — Валери уставилась на телефон возле кровати, чтобы не смотреть в глаза мужу. — Да. Да. Я пыталась… но не могла дозвониться.
Она торопливо улыбнулась.
— Куда катится мир, если у врачей в приемных никто не берет трубку.
Она хлопнула себя по бедрам, точно подводя итог разговору, и решительно поднялась.
— Пойду за таблетками. Если, как утверждает мой доктор, я все придумала, то, может, им удастся меня обмануть.
Пока она ходила за таблетками, у нее было время, чтобы успокоиться. Они были в ванной, и Валери принесла их на кухню, чтобы принять, как обычно, с апельсиновым соком. Ничего такого, что могло бы насторожить Кевина.
Когда он спустился по лестнице и зашел на кухню, она была готова. И весело спросила:
— Как там Мэри Бет? Законопатил ей окна?
— Ее тревожит Рождество. В первый раз без Кори.
— Тяжело ей, бедняжке. Она еще долго по нему тосковать будет. Как я тосковала бы по тебе, Кев.
Из ящика с бельем Валери достала чистую тряпочку и принялась вытирать ею столы. Никакой необходимости в этом не было, но надо было чем-то занять себя, чтобы правда не вышла наружу. Пока руки работают, голос, жесты и мимика ее не выдадут, а этого ей как раз и хотелось: знать, что она в безопасности, что ее чувства под надежным контролем.
— А с тобой ей, наверное, еще хуже: бедняжка смотрит на тебя, а видит Кори.
Кевин не отвечал. Ей пришлось на него посмотреть.
— Ее тревожат девочки, — сказал он. — Они просят Санта-Клауса, чтобы он вернул им папу. Вот Мэри Бет и волнуется о том, что с ними будет, когда этого не случится.
Валери терла черное пятно на старой столешнице, оставленное горячим чайником. Но оно не оттиралось. Слишком старый ожог, лечить надо было сразу.
Кевин снова спросил:
— Что тут делает полиция, Вэл?
— Ищут.
— Чего?
— Не говорят.
— Это имеет отношение к…
— Да. К чему же еще? Они забрали таблетки Рут…
— Они же не думают, что Рут…
— Нет. Не знаю. Вряд ли.
Валери перестала тереть и свернула тряпку. Пятно осталось на своем месте, как было.
— Не в твоих привычках сидеть дома в это время, — сказал Кевин. — Что, в большом доме нет работы? А еду приготовить?
— Не хотела у этих под ногами путаться, — ответила она, имея в виду полицию.
— Они просили?
— Мне показалось, так лучше.
— Они и сюда придут, раз там закончили. — Он посмотрел в окно, хотя из их кухни господского дома было не видно. — Интересно, что они ищут?
— Не знаю, — ответила она снова, чувствуя, как перехватило горло.
Перед коттеджем залаяла собака. Лай перешел в визг. Кто-то закричал. Валери с мужем пошли в гостиную, выходившую окнами на лужайку перед домом и подъездную аллею, которая в этом месте как раз огибала бронзовую статую купальщиков с дельфинами. Оттуда они увидели Пола Филдера и Табу, сражавшихся с местной полицией в лице единственного констебля, который прижался спиной к стене, пока собака трепала его за штаны. Пол бросил свой велосипед и принялся оттаскивать пса. Краснолицый констебль, громко крича, двинулся на него.
— Пойду-ка я разберусь, — сказала Валери. — Не хочу, чтобы наш Пол попал в беду.
Она схватила пальто, которое перебросила через ручку кресла, когда пришла домой. И направилась к выходу.
Кевин молчал до тех пор, пока ее рука не легла на ручку входной двери, и тогда окликнул ее.
Она обернулась и поглядела на него: обветренное лицо, загрубевшие от работы руки, непроницаемый взгляд. Когда он заговорил, она не нашла в себе сил ответить, хотя и слышала вопрос.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил он.
Она беззаботно улыбнулась и покачала головой.
Дебора сидела под серебристым небом недалеко от памятника Виктору Гюго, чей гранитный плащ и гранитный шарф вечно раздувал порыв ветра с берегов его родной Франции. Они были одни на некрутом склоне Кэнди-гарденс, прямо над отелем «Эннс-плейс», откуда пришла Дебора. Спала она плохо, присутствие в кровати мужа и ее решимость не приваливаться к нему в ночном забытьи мешали ей. Морфей бежит от людей с подобными настроениями. Вот почему она поднялась еще до рассвета и вышла на прогулку.
После вчерашней ожесточенной стычки с Саймоном она вернулась в отель. Но там почувствовала себя ребенком, замученным чувством вины. Злясь на себя за то, что позволила себе сожалеть о своем поступке, хотя ничего плохого не сделала, Дебора снова покинула отель и вернулась только после полуночи, когда Саймон, по ее убеждению, должен был уже спать.
Вечер она провела у Чайны.
— Саймон, — сообщила она ей, — совершенно невыносим.
— По-моему, это видовая характеристика всех мужчин.
Чайна втянула ее внутрь, и они стали вместе готовить пасту, то есть Чайна колдовала у плиты, а Дебора стояла, привалившись к раковине.
— Выкладывай, — предложила Чайна приветливо. — Тетушка готова к оказанию первой помощи.
— Все из-за этого дурацкого кольца, — сказала Дебора. — Он прямо истерику из-за него устроил.
И пока Чайна опорожняла банку томатного соуса в кастрюлю и размешивала его ложкой, она рассказала ей всю историю.
— Можно было подумать, будто я совершила какое-то преступление, — закончила она.
— Действительно, глупо, — заметила Чайна, когда Дебора выговорилась, — То есть я хочу сказать, что зря я его купила. Необдуманный поступок.