— Замужние женщины не в счет.
— Почему?
— Так сразу не объяснишь.
Она прислонилась рядом с ним к ограде, взяла у него из рук стаканчик и отхлебнула еще кофе.
— А ты попробуй.
— Ну, это типично мужская штука. Что-то вроде основного правила. С женщиной можно заигрывать, если она одна или замужем. Одинокая женщина более доступна, да и, что греха таить, обычно ищет кого-нибудь, кто сказал бы ей, как классно она выглядит, поэтому заигрывания принимает. Замужняя тоже, поскольку муж наверняка уже не уделяет ей столько внимания, как раньше, ну а если у них все в порядке, то она даст тебе знать сразу, и делу конец. Но руки прочь от женщины, у которой есть друг, но нет мужа. На заигрывания она не обращает внимания, а если попробуешь с ней связаться, наверняка получишь от ее парня.
— Похоже на личный опыт, — прокомментировала Дебора.
Он уклончиво улыбнулся.
— Чайна думала, что ты ходил закадрить какую-нибудь бабенку вчера вечером.
— Она говорила, что ты заходила. Я еще удивился зачем.
— Да у нас тут размолвка вчера вышла.
— Значит, ты вдвойне доступна для флирта. Размолвка — очень хорошая новость для того, кто хочет пофлиртовать. Откуси еще круассан. Выпей еще кофе.
— Чтобы скрепить наш амазонский брак?
— Вот видишь? Ты уже думаешь как латиноамериканка.
И оба дружески рассмеялись.
Чероки сказал:
— Жаль, что ты так редко бывала в Ориндже. Мы бы хорошо провели время.
— Ты бы кадрил меня тогда?
— Не-а. Этим я занимаюсь сейчас.
Дебора усмехнулась. Разумеется, это была шутка. Он желал ее не больше, чем свою собственную сестру. Однако она не могла не признать, что подтекст его шуток, сквозившее в них сексуальное напряжение доставляли ей удовольствие. Она попыталась вспомнить, как давно это напряжение ушло из ее брака. И ушло ли оно. Просто попыталась вспомнить.
— Мне нужен твой совет, — сказал Чероки. — Прошлой ночью я ни хрена не спал, все думал, что же делать.
— С чем?
— Да с матерью. Чайна не хочет, чтобы я ей звонил. И не хочет, чтобы она узнала. А по-моему, она имеет право. Она ведь наша мать, как-никак. Чайна говорит, что помочь она все равно не сможет, и это правда. Но она могла бы приехать, так? Короче, я решил, что позвоню. Что скажешь?
Дебора задумалась. Отношения Чайны с матерью и в лучшие времена напоминали вооруженное перемирие двух армий, вовлеченных в кровопролитный конфликт. В худшие времена это была настоящая война. Ненависть Чайны к матери уходила корнями в детство, полное лишений, причиной которых была неумеренная приверженность Андромеды Ривер к вопросам социальным и экологическим, что, в свою очередь, негативно влияло на ее отношение к потребностям собственных детей. Вот почему она почти не уделяла времени Чероки и Чайне, чье детство прошло в мотелях, где стены были тонкими, как бумага, а единственным предметом роскоши являлась машинка для льда рядом с кабинетом владельца. Сколько Дебора знала Чайну, в душе у той всегда был огромный запас злости на мать за то, что она позволяла им так жить, а сама непрерывно размахивала плакатами в защиту исчезающих видов животных, растений и детей, чье детство было под угрозой из-за условий существования, весьма похожих на те, в которых росли ее собственные отпрыски.
— Может, лучше тебе с этим повременить, — предложила Дебора. — Чайна сейчас на взводе… да и кто на ее месте не был бы? Раз она не хочет, чтобы мать приезжала, так, может, отнестись с уважением к ее желанию? Ну, хотя бы пока.
— Думаешь, дальше будет хуже?
Она вздохнула.
— Все из-за этого кольца. И зачем только она его купила?
— Вот именно.
— Чероки, что произошло между ней и Мэттом Уайткомбом?
Он уставился на отель, словно его вдруг очень заинтересовали окна первого этажа, где занавеси были еще задернуты от утреннего солнца.
— Их отношения никуда не вели. А она отказывалась это понимать. Для него они не значили ничего, а для нее значили много, так она их видела.
— Как это ничего не значили, когда они пробыли вместе тринадцать лет? — спросила Дебора. — Разве такое бывает?
— Бывает, потому что все мужики — задницы. — Чероки опрокинул в себя остатки кофе и поспешно сказал: — Пойду-ка я лучше к ней, ладно?
— Разумеется.
— А мы с тобой, Дебс? Нам надо как следует постараться, чтобы вытащить ее из этого дерьма. Ты ведь понимаешь, правда?
Он протянул руку, и ей показалось, будто он хочет погладить ее по волосам или по щеке. Но он опустил ладонь ей на плечо и стиснул его. И зашагал в сторону Клифтон-стрит, откуда было рукой подать до здания королевского суда, где Чайна скоро предстанет в качестве обвиняемой, если они не сделают все возможное, чтобы предотвратить это.
Дебора вернулась в свой номер в отеле. Там она обнаружила Саймона, занятого одной из своих утренних процедур. Правда, обычно ему помогали в этом она или ее отец, поскольку подключать электроды в одиночку ему было неудобно. Но в то утро он сумел вставить их достаточно точно. Он лежал в кровати со вчерашним номером «Гардиан» в руках и читал передовицу, пока электричество стимулировало бесполезные мышцы его ноги, чтобы они не атрофировались.
Она знала, что это было единственным проявлением его тщеславия. Но также и надежды на то, что, может быть, настанет день, когда он сможет ходить как все. И когда этот день придет, он не хотел, чтобы нога отказалась служить ему просто потому, что в ней атрофировались все мышцы.
Всякий раз, застав его за этим занятием, Дебора чувствовала, как у нее разрывается сердце от жалости к нему. Он это знал, и, поскольку все, что хотя бы отдаленно напоминало жалость, было ему ненавистно, она изо всех сил делала вид, будто он занят совершенно обычным делом, например чистит зубы.
— Я пережил неприятный момент, когда проснулся и увидел, что тебя нет, — сказал он. — Я подумал, что тебя всю ночь не было.
Она сняла пальто, подошла к электрическому чайнику, налила в него воды и включила. Положила в заварник два чайных пакетика.
— Я сильно рассердилась на тебя. Но все же недостаточно, чтобы спать на улице.
— Да я и не думал, что ты этим кончишь.
Она взглянула на него через плечо, но он развернул газету и скрылся за ее страницами.
— Мы вспоминали старые времена. Ты спал, когда я вернулась. А потом мне не спалось. Всю ночь ворочалась. Встала рано, вот и вышла погулять.
— Ну и как там, на улице, хорошо?
— Холодно и серо. Прямо как в Лондоне.
— Декабрь, — сказал он.
— Гмм, — ответила она.
Хотя внутри у нее все кричало: «Почему, черт побери, мы говорим о погоде? Этим что, заканчивается каждый брак?»