Прошло несколько дней. Не было никаких вестей и от Крутова в том числе. Инна терпеливо ждала, наметив себе срок в неделю. Через неделю дело непременно сдвинется с места. Надо ждать. Терпеливо ждать. Ничего другого она не умела. В четверг Инна спохватилась: надо же ехать за город! Узнать, заплатил ли муж сторожу и домработнице, и сколько надо заплатить, если он этого не сделал? Потом она вспомнила, что по документам дом ей не принадлежит. И мужу не принадлежит. И решила этот вопрос для себя прояснить.
Она набрала телефонный номер свекра и вскоре услышала его старческое ворчание:
— Инна? Что ж вы нас совсем позабыли? Мы вас ждали в прошлую субботу, сказали же, что приедете. Клавдия стол накрыла, и девки тут были. Как-никак родня. Совсем Венька загордился…
— Борис Вениаминович, он вам не звонил?
— Кто? Венька? Нет. Не звонил.
— Он уехал в командировку и не вернулся. Вот уже больше недели, как он… Как его нет, — упавшим голосом сказала Инна.
— И что ж теперь делать? — растерялся свекор.
— Все, что могла, я сделала, — вздохнула Инна. И вдруг ее прорвало: — Ах, если бы вы знали, как мне плохо! И как тяжело! Мы с Дашей сидим в душном, пыльном городе, жара… Ждем хоть каких-нибудь вестей.
— Так приезжайте к нам.
— К вам?
Она подумала, что ехать в пустой загородный дом, где все будет напоминать о счастливых днях вместе с мужем, — значит подвергнуть себя новым испытаниям. А там, у Козловых, много народа. Свекор, его жена, Клавдия Ивановна, ее дочери Люба и Света, муж Любы, и двое ее детей, парень Светы… Большая дружная семья. И Даше там будет хорошо. Кажется, Любиной дочке двенадцать лет, а сыну семь. Они будут вместе играть.
— Собирайся, Бельчонок! — весело сказала Инна в субботу.
— А куда мы едем? К тебе Лиде? — обрадовалась Даша.
— Нет. Мы едем к дедушке!
— К дедушке? — Даша посмотрела на нее озадаченно.
Мать всегда говорила, что на даче у Козловых слишком тесно и грязно. Собака, две кошки, следовательно, собачья и кошачья шерсть, миски с кормом, скисшее в них молоко и протухший суп. Клавдия Ивановна — грязнуля. И к тому же ленива. За что ни возьмись у них в доме — на всем лежит слой грязи. Топится печка, от нее летит сажа, от дров на полу все время мусор. А тарелки сальные. Инна с дочерью никогда там не ночевали, хоть за полночь, но уезжали домой. Веня с ней был солидарен, мачеху он недолюбливал, да и отца не мог простить за то, что, овдовев, в преклонном возрасте женился вновь. Но сейчас Инна обо всем этом забыла. Ей хотелось в семью. В дружную и большую. Хотелось поддержки и человеческого тепла. Да и вопрос с домом в ближайшем Подмосковье надо бы прояснить. И Инна решила: ехать!
Встретили ее без особого восторга. Клавдия Ивановна ехидно сказала:
— Ишь, на такси прикатила! Барыня!
Но быстро сменила тон: Инна приехала не с пустыми руками. Она уже знала, что к Козловым надо приезжать с полной выкладкой, привозить с собой все, начиная от туалетной бумаги и заканчивая мясом для борща. «Сходить в магазин» — значило принести пива и бутылку водки, ну, еще хлеба. Клавдия Ивановна постоянно жаловалась на отсутствие денег, на бедность, на маленькую пенсию мужа. А о нескольких сотнях долларов, которые имеет ежемесячно с его квартиры, предпочитала молчать. Зато о том, как ей тяжело ухаживать за стариком, сколько это стоит нервов и денег, говорила без умолку. Клавдия Ивановна выглядела неопрятно, редкие волосы красила хной, а на подбородке у нее красовалась огромная бородавка.
Из дома вышел свекор и спросил:
— А где же Веня?
Инна поняла, что у него начинается склероз. К тому же Борис Вениаминович был в сильном подпитии. Зато Клавдия Ивановна все помнила прекрасно. Потчевать гостей она не спешила, усадила Инну на веранде и принялась жадно расспрашивать:
— Куда ж он подевался?
— Не знаю. До Саратова не доехал.
— Выходит, грохнули по дороге.
— Что вы такое говорите?!
— Я понимаю, ты жена. Веришь, надеешься, как без этого? А ты к гадалке сходи, — посоветовала Клавдия Ивановна.
— Куда?
— К ясновидящей.
— И что это даст?
— Как это что? Как что? — заволновалась Клавдия Ивановна. — Гадалка — она все знает! Скажет тебе, жив твой муж али нет.
— Но это же мракобесие — доверять какой-то гадалке!
— Да что ты в этом понимаешь! — подпрыгнула Клавдия Ивановна. — У нас в поселке профессор живет! Доктор наук! Технических, между прочим! И тот ходил! Когда у него машину угнали, иномарку — ходил к ясновидящей!
— Ну и что она ему сказала? — кисло спросила Инна.
— Сказала: в гараже твоя машина. Из красного кирпича.
— Машина из красного кирпича? — невольно улыбнулась Инна.
— Гараж! Стоит, мол, там твоя угнанная машина, а вокруг нее двое черных суетятся.
— Негров, что ли?
— Каких еще негров?
— Ну, вы же сказали: двое черных.
— Я говорю… — Клавдия Ивановна понизила голос, — лица кавказской национальности. Которые дома взрывают и теракты делают.
— И зачем им машина профессора?
— А я почем знаю? Так ясновидящая сказала, — развела руками Клавдия Ивановна.
— Ну и нашли ее? Машину?
— Найдешь, как же!
— Зато про гараж узнал, — вздохнула Инна. — Что он из красного кирпича. Клавдия Ивановна, вы меня извините, но… Когда мы будем обедать?
— Обед, как же, — вскочила та. — Сейчас и Любка с детьми приедет. А попозжее Светка. Надо бы суп сварить.
— А вы и кастрюлю на плиту не поставили?
— Как-то не подумала.
— Но бульон же будет вариться два часа!
— Да хватит тебе, — махнула рукой Клавдия Ивановна. — Время тратить! Минут сорок поварится, и довольно. А я пока картошки начищу.
— Нет уж, давайте я сама, — вздохнула Инна.
Она уже знала: здесь, в этом доме, никогда не бываешь в гостях. Хочешь, чтобы было хорошо, — берись за все сама. За готовку, за уборку, за мытье посуды. Пока она чистила картошку и разделывала мясо на отбивные, Клавдия Ивановна сидела рядом и все зудела:
— Жить тяжело. Мне до пенсии два года, и какая она еще будет, пенсия? Любка опять без работы сидит, Светка учится. Внуки, Анжелика и Петя, растут как на дрожжах. А лопают сколько? Муж у Любки баранку крутит, хорошо получает. Бывает, до тридцати пяти тысяч в месяц доходит, — таинственно понизила голос она, как всегда, когда речь шла о больших, по ее мнению, деньгах. — Но Любка-то не работает! И Светку надо выучить. Внуки опять же. Прямо горит все на них! А жизнь в Москве дорогая — страсть! Цены-то какие! Недавно ходила в магазин, гляжу: хлеб опять подорожал! И как! А уж если хлеб подорожал — быть беде. Война будет али мор. Говорят же: грядет конец света.