На следующий день мы с Виолой брели по Ленинскому проспекту, разглядывая номера домов. В голове билась одна-единственная мысль: а вдруг она ошиблась? Вдруг да обойдется? Всякое могло случиться. Задержка-то всего ничего, немногим больше недели!
В окошке регистратуры услышала:
— Имя, фамилия, адрес?
— Александра Владимировна Белова…
Пока сотрудница регистратуры заполняла медицинскую карту, Фиалка стояла рядом, потупив взор. Сама невинность! Ну почему я это делаю для нее? И к указанному кабинету мы подошли вместе.
— Не бросай меня, — попросила Фиалка. — Мне страшно. Не бросай.
Пришлось войти вместе с ней.
— Раздевайтесь, — бросила грозная усатая врачиха. Минуты три у меня еще оставалась надежда: а вдруг Фиалка ошиблась? И тут я услышала: — Да, беременность имеется. Недели четыре. Может, чуть больше. Замужем?
— Нет, — выдавила я. Надо ее поддержать, она сейчас не в состоянии отвечать ни на какие вопросы. Это ведь самое страшное в мире кресло!
— Понятно. Аборт будем делать?
— Да.
— А вы хорошо подумали?
— Да, мы хорошо подумали, — кивнула я. Фиалка смотрела на меня умоляюще.
— Что ж, это обойдется вам в…
— Хотелось бы под общим наркозом.
— Что, такая впечатлительная? В первый раз?
— Да.
— Тогда дороже. — Она нацарапала на бумажке сумму и протянула мне листок. Я кивнула, и Усатая стала заполнять бланки: — Вот направление на анализы и УЗИ. Сегодня у нас что? Среда? В понедельник с результатами. И на… операцию.
— Как — в понедельник? Уже?!
— А тянуть бессмысленно. Чем быстрее, тем лучше. Раз уж вы все решили.
Лицо у Усатой было усталое. И безразличное. Лучше бы она кричала на нас, честное слово! И отговаривала. Но только не сидела с безразличным лицом, заполняя бланки. Конечно, она просто делала свою работу. Но вот в этой-то обыденности и был самый стpax!
Из клиники я сразу кинулась к Смелякову. Фиалка категорически отказалась поехать со мной. Покачала головой:
— Ни к чему. Разве что денег даст. Но деньги у нас есть. Потом с ним рассчитаемся.
— При чем тут деньги?! — возмутилась я. — Вдруг у него к нам какие-то чувства! Мы же не знаем!
— Мы знаем.
— Я все равно поеду.
— Ну, поезжай, — пожала она плечами. И исчезла.
Итак, я полетела к Смелякову в офис. Понятия не имела, как проникну в его кабинет и откуда возьмутся силы. Внизу, на проходной, заявила охраннику:
— На собеседование.
— Фамилия?
— Белова. А. В.
— Вас нет в списке.
— Я по газетному объявлению. Фирма набирает менеджеров.
— Какая фирма?
Минут через десять игры в вопрос-ответ, пройдя таким образом три круга, мы добрались до сути. То есть мне выписали разовый пропуск в отдел кадров. И я ринулась к лифту. Мужество оставило меня в приемной у Смелякова. Дальше-то что?
Плюхнулась на диван и застыла. Его секретарша, миловидная особа, похожая острой мордочкой на лисицу, несколько минут смотрела на меня с подозрением. При мне здесь работала другая девушка. Наконец Острая Мордочка не выдержала и подошла:
— Девушка, вы по какому вопросу?
— По личному.
— По личным генеральный директор не принимает. Обратитесь в отдел кадров.
— Я…
И тут… Есть же Бог на свете! Он вышел из кабинета! То есть не Бог, конечно. Давно уже этот человек перестал быть для меня Богом. Но я еще во что-то верила. И на что-то надеялась. Разумеется, он заметил меня, но сделал вид, что мы незнакомы.
Я не шелохнулась. Сидела и ждала, пока он даст пояснения секретарше насчет бумаги, которую положил ей на стол. Потом Смеляков покосился на меня и сказал:
— Оля, сходи к Морозову и скажи ему…
Пока он усылал Острую Мордочку к Морозову с каким-то поручением, я сидела все также неподвижно. И ждала. Когда стук ее острых каблучков смолк, Смеляков, не поворачиваясь ко мне, спросил:
— Что ты себе позволяешь?
— У нас проблемы, — отчетливо сказала я его спине.
— Какие?
— Беременность четыре недели. Предположительно.
— И это все?
— Что, мало?
— Какая же ты… — Он наконец обернулся. На его до умопомрачения (моего, разумеется) красивом лице, я, как ни вглядывалась, не увидела ничего, кроме раздражения. -…Неловкая. Мне уже давно надо было прекратить эти отношения! Понятия не имею, почему я этого еще не сделал! Сколько?
— Четыре недели, я же сказала.
— Денег сколько, дура!
Если бы со мной была Фиалка, она бы его убила. Но Фиалка не поехала. Должно быть, потому, что знала: так и будет. Она спасла ему жизнь.
— Я подумала, что…
— Что?! Что ты подумала своими куриными мозгами?! Что я захочу ребенка от какой-то шлюхи?! Да ты вообще не имела право приходить сюда и говорить мне это! Я за то и плачу! Чтобы меня по пустякам не беспокоили!
Он достал из кармана портмоне и, раскрыв его, достал несколько купюр. Сунул их мне и тут же отошел, потому что в коридоре зацокали острые каблучки.
— Да убери ты деньги! — зло сказал Смеляков. — Ну какая ж дура! Тупица! Правильно я сделал, что тебя тогда уволил! Ну никакого соображения!
Потом он ушел, громко хлопнув дверью своего кабинета. «Генеральный директор Андрей Васильевич Смеляков», — прочитала я. Вот и все. Вернувшаяся в приемную секретарша напомнила мне:
— Девушка, вам, судя по всему, в отдел кадров.
— Да-да, — машинально ответила я, не вставая с места.
— Мне что, охрану позвать?
Мне и в самом деле захотелось, чтобы она позвала охранников. Затею сейчас драку с ними, и они меня убьют. Лучше так.
— Вам что, нехорошо? — брезгливо спросила Острая Мордочка.
Ничего, девочка, тебе это еще предстоит. Сейчас ты беленькая, чистенькая, сидишь в просторной и светлой приемной, и для таких, как я, у тебя нет даже жалости. Элементарной человеческой жалости. Только брезгливость: как бы не замараться. Но тебя-то он тоже не пожалеет, когда придет твое время. Хотя уверена, что между вами ничего нет. Смеляков встречается только со шлюхами. Ему так проще. Все и всегда должны делать так, чтобы ему было проще. Весь мир ему обязан. И попробуйте-ка сказать, что желание это — неверное! Самое верное, самое правильное! Счастье — это покой, вот она истина в последней инстанции! Отсутствие эмоций — вот истинное блаженство! Бесчувственность — вот идеальное состояние!