– Кому в наше время нужна музыкальная литература? – презрительно протянула Кристина.
– Мама хорошо зарабатывает, – возразил Ваня. – Сестре помогает. Если бы не она, мы бы жили в глубокой нищете.
– А сейчас в какой? – насмешливо спросила Кристина. – В мелкой? Похожей на вонючую лужу. Что ж, кто умеет жить, тот в шоколаде, а кто не умеет, по уши в грязи.
Ваня поспешил набить рот студнем.
– Вот взять меня и мою кухарку, – продолжала философствовать Кристина, попивая вино. – Красивая, между прочим, женщина, если ее отмыть, приодеть, накрасить. Есть в ней что-то. Аристократизм, да. Порода. Нос прямой, глаза небесного цвета, вот как у тебя, волосы роскошные. Блондинка натуральная, что редкость. И седины почти незаметно. Но вся такая зачуханная! Неухоженная! Ни маникюра, ни педикюра, потому что денег нет. Все – детям. Одевается, как бомжиха. Дура, одним словом. Но готовит отменно. В общем, кухарка и есть… – Глоток. – Кстати, имя у нее подходящее для кухарки – Гликерья.
– Как? – Ваня перестал жевать.
– Гликерья Ильинична. Ха-ха! Почти как Ульяна Федоровна. Я думаю вот что: имя делает характер человека. Особенно женщины. Вот я, к примеру, Кристина. И я – королева. А она – Гликерья. И потому – кухарка. Так же как Ульяна. Деревенщина, которой в молодости просто повезло. Подцепила Аркашу Телятина, который сумел выбиться в люди. Но разве ей это на пользу пошло? Ульяна, она и есть Ульяна. За Аркашу-то она вышла, только когда Анжеликой назвалась. Отсюда мораль: не повезло тебе с именем, меняй его – тогда и судьбу свою изменишь. А вот я Кристина по паспорту. И у меня все в шоколаде. Эй, что с тобой? Почему молчишь?
– Так, ничего, – тихо сказал Ваня.
– Вот ты Иван. Что это за имя? Если хочешь иметь успех у женщин, поменяй его на что-нибудь заграничное, стильное. Красивое имя Дэн. Или Алекс. Макс тоже неплохо. Тогда я легко тебя пристрою, у меня богатых подружек много.
– Мне мое имя нравится, – напряженно заявил Ваня. – И мамино тоже.
– Ну и дурак. Не умеешь жить, – Кристина залпом допила вино.
В этот момент в гостиную вошла Ульяна Телятина. Она только что приготовила оливье и засунула в духовку жаркое.
– Вам тут не скучно? – спросила она, глядя на Ваню.
– Нет, что ты! – ответила за него Кристина. – Мы прекрасно проводим время!
Телятина уже отметила потерянный Ванин вид. Что-то здесь случилось, пока ее не было. Надо спасать мальчика.
– Мне нужна помощь, – притворно вздохнула Ульяна Федоровна. – Мужская, так сказать, сила.
Кристина хмыкнула. Хотела было съязвить, но потом подумала, что Телятина сегодня и так купается в «комплиментах». Довольно с нее. Поставили тетку на место, пора и занавес опустить. Пьеса о глупой жене окончена, теперь на сцену выходит умная. Потому что свадьбе быть! За мадам Телятину номер два стоит выпить! Фамилию она, разумеется, оставит свою, Аркаша тряпка, он позволит. Красавица вылила себе остатки вина из бутылки и с бокалом в руке откинулась на диванную подушку. Она слегка захмелела, чуть-чуть устала и не прочь была посидеть в одиночестве, собраться с силами. Настал момент для решительных действий. Сейчас вернутся мужчины и…
– Ваня, помоги мне порезать хлеб и открыть банки с консервами, – попросила Телятина.
– Иди, мальчик, – тонко улыбнулась Кристина. – Не бойся, она тебя не съест. Если что – кричи. Я приду тебе на помощь. – Она зевнула.
Ваня встал. Толстуха внушала ему опасение, ведь она была сумасшедшей, но после того, что сказала сейчас Кристина, он не мог больше находиться рядом с ней. Ваня боялся, что не выдержит и хорошо, если просто наговорит мегере гадостей. Такие плохие люди не должны жить на свете. Он машинально опустил руку в карман и нащупал там пистолет. Но сделать это надо по-тихому. Так, чтобы никто ему не помешал и самому не сесть в тюрьму. Мама очень расстроится, если это случится, а маму огорчать нельзя. Поэтому он напустил на себя беспечный вид и отправился вслед за хозяйкой на кухню. Кристина осталась в гостиной одна.
– А где же банки? – удивленно спросил Ваня, войдя на кухню. – Консервы?
– Порежь пока хлеб, – Ульяна Федоровна выложила на стол буханку «бородинского» и батон. – Еще я хотела, чтобы ты помог мне сделать бутерброды с икрой. Я понимаю, дело это не мужское, но от Кристины толку мало. У нее руки не из того места растут, только все испортит, гостей потом стыдно будет за стол пригласить. Я рассчитываю на твою помощь, Ванечка.
– Я всегда помогаю маме на кухне.
– Ты любишь маму?
– Больше всех женщин на свете!
Телятина вспыхнула. Она-то рассчитывала, что больше всех на свете Ваня любит ее. Но потом сообразила, что мальчик лукавит. С какой стати он будет признаваться женщине, которую видит впервые в жизни, в своих истинных чувствах? Рассказывать о любви к некой даме, которую боготворит и ради которой даже готов на убийство? Ульяна Федоровна решила вытянуть из Вани это признание, не раскрывая пока себя.
– Сегодня все пошло наперекосяк, – начала она издалека, глядя, как Ваня режет батон. – Я должна была уехать к маме.
Она взяла паузу, чтобы посмотреть на реакцию парня, ведь поездка в Тамбов была частью их плана. Ваня сосредоточенно резал хлеб.
– Поезд отправляется в три часа дня, и я уже было собрала свои вещи… – она опять взяла паузу. Ваня не реагировал.
– …собрала вещи, но решила пойти и поздравить с Рождеством охрану, потому что уезжаю, – это было второй частью плана, и Ваня должен был наконец среагировать.
– Ой! – вскрикнул он. – Палец порезал! Что за день, а? Кругом не везет!
– Дай я посмотрю! – испугалась Ульяна Федоровна.
– Да пустяки. – Ваня торопливо спрятал руку за спину. – А почему вы хлеб маслом не мажете? – спросил он. – И где икра?
Телятина уже хотела сказать в лоб: я твоя возлюбленная Кристина. Но в этот момент ее взгляд упал на зеркало на старинном буфете, гордости мужа. Аркаша торговал мебелью с иголочки, расписывая ее прелести многочисленным клиентам, но сам втайне умирал по антиквариату. Он считал девятнадцатый век образцом мебельного искусства и не раз говорил «вот как надо!», любовно, словно женщину, оглаживая какую-нибудь козетку. У них с женой постоянно шла борьба за зеркала, которые толстуха ненавидела. По ее мнению, все они были неправильные, особенно в обожаемом Аркашей девятнадцатом веке. Ненавистное зеркальное стекло старинного буфета старательно отражало все морщины хозяйки, плохо закрашенную седину в волосах, складки на жирном подбородке и пигментные пятна на мясистых щеках. А рядом стоял красавчик Ваня, светлыми кудрями и яркими глазами похожий на поэта Сергея Есенина, известного сердцееда.
И Телятина не решилась сказать ему правду. Она вдруг поняла, что это безнадежно. Не надо слов, все и так ясно. Ваню просто надо отпустить.