«Шабли» – название города. Суровые климатические условия. Гм-м… Что они имеют в виду под словом «суровые»? Плюс пять градусов зимой? «Всего» пять? Легкий ветерок летом? Виноград поэтому несладкий? Кислятина, в общем, из него получается. А ключевое слово «уникальный». Если веками лепить его к тому, что и гроша ломаного не стоит, а на вкус паршиво, можно добиться желаемого результата и заработать кучу денег. Главное – это терпение и постоянство. Нет, не понять ему этого. Не понять…
– О чем задумался, Мишель?
Нанимательница ждет его у входа в парадную залу, обед накрыт там.
– О вине.
– Мне надо с тобой поговорить. – Ее пальцы впиваются в руку чуть повыше локтя. Больно.
– Да, конечно.
– После обеда.
– Как скажете.
Они усаживаются за стол. Зигмунд открывает вино, торжественно разливает его по бокалам, потом предлагает закуски. Здесь главное делать то же, что и все. Они берут, и ты бери, они лимончик, и ты лимончик. Нет, никогда тебе этого не понять, Миша. Буржуйской еды и буржуйского снобизма. Напротив сидит невозмутимый Федор Иванович и одну за другой глотает устрицы. Как лягушки проскакивают, разве что не квакают. Ага! Судя по выражению лица, ему это тоже не нравится! Ну, нет в его глазах стального цвета неизъяснимого блаженства от приема пищи! Тогда зачем он это делает? Тяпни водки и огурцом соленым закуси. Стоп! Уже близко. Где-то ты его видел. Или слышал. Что-то знакомое. С бокалом «Шабли» в руке и перед блюдом с устрицами Федор Иванович неузнаваем. А вот если приложить к нему соленый огурчик…
– Как устрицы, Мишель?
– А? Что?
– Как устрицы?
– Как устрицы, – бормочет он и, стараясь не морщиться, запихивает в рот что-то склизкое, пахнущее рыбой. Терпение, мой друг, терпение. Не гурманы мы, нет, не гурманы. Но – улыбайся! Изображай удовольствие!
– Отличное вино! – восклицает Иван Таранов. – Право слово: отличное!
– Других я и не держу, – сухо замечает хозяин. И Зигмунду: – Подавай суп.
Тот исчезает.
– Эстер Жановна неплохо готовит, – нарушает молчание Елизавета Петровна.
– Я бы сказал, замечательно, – подхватывает Сивко. – Где ты ее откопал?
– Я же сказал: они эмигранты. – Воронов терпелив. Медленно ест, медленно говорит. – Я помог им получить гражданство. Раньше они жили в Молдавии, при большом винограднике. Зигмунд – знатный винодел, его жена – специалист по купажированию вин. О своем винограднике Зигмунд может говорить часами. О том, как в советское время боролся с обработкой лозы химикатами, за чистоту вина и против добавления в него двуокиси серы. Это вредно для здоровья. Зигмунд фанатик экологической чистоты благородного напитка. Но с ним никто не соглашался. Обработка пестицидами повышает урожайность, а добавление в вино двуокиси серы – срок хранения. Экономическая выгода против фанатизма истинного ценителя. Как вы думаете, господа, кто победил?
– Я – за экономическую выгоду! – рассмеялся Таранов. – Я ж бизнесмен!
– Однако пьешь лишь то вино, в котором уверен, – заметила Елизавета Петровна. – Не молдавское, а французское! Жить хочешь долго.
– Кто ж не хочет? Да, я эгоист. Могу себе позволить. С деньгами можно все и при любой власти.
– То-то твои заводы так дымят, – пробурчал Сивко. – Сам весь в белом, а пашут негры.
– Ну, поучи меня жизни, – добродушно сказал Таранов и сделал внушительный глоток вина, после чего промокнул салфеткой сочные, плотоядные губы.
Появился Зигмунд с супницей. Открыл крышку, и сидящие за столом невольно принюхались. Ароматный парок, клубившийся над супницей, был на «ах!».
– Суп с раковыми шейками, господа, – объявил Зигмунд.
Господа переглянулись и кивнули.
– Знатно, – сказал за всех Таранов.
Разлив суп, Зигмунд исчез, и разговор продолжился.
– Ну, а что она? – спросила Елизавета Петровна. – Его жена?
– Эстер Жановна всю жизнь занималась энологией. Наукой производства вина.
– Это серьезно, – кивнул Таранов.
– Отличный специалист. – Воронов поднял свой бокал и сделал глоток. – Кандидатскую защитила. У нее французские корни. Эстер Жановна из дворян. Ее предки жили в Санкт-Петербурге, но потом прадед увлекся виноделием и переехал в Молдавию. Хотел создать достойное вино, не хуже французских, выйти с ним на мировой рынок. Революция помешала. Она училась у деда, потом у матери, которая тоже занималась энологией. Купажирование – наука тонкая. Ведь в каждой емкости из одного и того же сусла рождается вино разного вкуса и аромата. Важно правильно выбрать момент: в каких пропорциях смешивать и когда разливать? Поторопишься – вино не раскроется. Передержишь – потеряет свежесть. Я могу разговаривать с ними часами, с Зигмундом и Эстер Жановной. И хотя он большой знаток вин и тоже специалист в своем деле, она все равно главная. Это элита виноделия. Если бы вы знали, господа, как Зигмунд уважает свою жену! И слушается ее беспрекословно.
– А дети у них есть?
– В том-то и дело. Один ребенок. Эстер Жановна мечтает дать ему достойное образование. Трагедия случилась с ними во времена сухого закона! Они не могут говорить об этом без слез. Виноградники ведь вырубали. И все пошло на спад, так что в конце концов они решили уехать в Россию. Она какое-то время работала няней за гроши. Он пристроился в московский ресторан, сомелье. Там я его и зацепил. И, господа, не жалуюсь. Его интересно послушать.
– То-то я смотрю, лицо знакомое, – пробормотал Таранов. – А в каком ресторане он работал?
Воронов не успел ответить, потому что в зале вновь появился Зигмунд. На этот раз с горячим.
– В каком ресторане ты работал, Зигмунд? – спросил Таранов, косясь на него. – Отчего-то мне знакомо твое лицо.
Зигмунд пробормотал что-то неразборчивое.
– Как-как?
– Вряд ли вы там бывали.
– Не скажи! Раз Воронов бывал, значит, и я заглядывал. Мы с ним одного поля ягоды.
– Извините, мне надо отлучиться. Форель остывает.
И Зигмунд исчез.
– Не будем отвлекаться, господа, – подняла свой бокал Елизавета Петровна. И с вызовом сказала: – Давайте выпьем за любовь!
– Я определенно где-то его видел, – пробормотал Таранов, поднимая бокал. – Но где? Черт меня возьми!
– Это что, тост? – прищурилась миллионерша.
– Да типун тебе на язык! Я еще поживу. На Зигмунда засмотрелся. Где же я его видел?
– Для тебя это так важно? – усмехнулся Воронов.
– Нет, но… А, черт с ним!
Выпили. Вновь появился Зигмунд. На горячее была форель, запеченная целиком со специями и поданная с рисом, желтым, словно яичный желток. Поверх лежали креветки и мидии. Предлагая Михаилу горячее, сомелье взглядом попросил аудиенции. Он кивнул еле заметно, не отводя взгляда от Сивко. Потом посмотрел на Таранова. И вновь на Сивко. И вдруг едва не рассмеялся. Такое чувство, что смотрит в зеркало! Таким же взглядом, как он на Сивко, Таранов сейчас смотрит на Зигмунда. Словно пытаясь что-то припомнить. И, кажется, нервничает. «Где же я его видел?» А Елизавета Петровна напряжена. Ждет подходящего момента.