— Высокий, худой, волосы редкие, губы тонкие. Так? — подмигнул Руслан.
— Да. Так.
— А вы, милая девушка, возле столика часом не крутились?
Она очень мило покраснела. Пожала плечиками в чем-то струящемся, прозрачном. Он, следователь Мукаев, отвел глаза. Надо бы напроситься в провожатые. Конечно, она прислушивалась к разговору: посетителей наверняка было не много, скучно, а за столиком в баре очень интересный мужчина. А по городу идет слух, что и доступный.
— Ладно, Ваня, пойдем к русалкам, — толкнул его в бок Руслан, — до чего ж хороши, заразы! Чего задумался?
— Куда? — Он не очень охотно оставил русалку живую. Что-то она знает, эта струящаяся дева.
Оказалось, что пиво он тоже не любит. Даже холодное. Даже в такую жару. Но отпил немного, пододвинул тарелку, на которой лежал горячий чебурек. Понял, что не может есть его вот так, руками. Бар, расписанные русалками стены, милая девушка за стойкой. Надо быть джентльменом.
— Что с тобой, Ваня?
— Так, ничего. Аппетита нет. Что ты обо всем этом думаешь?
— О чем? — Руслан вдохновенно расправлялся со своими чебуреками. Водку выпил со словами «Ну, будем!», девушке за стойкой при этом лихо, по-гусарски подмигнул. — А? О чем?
— Я был здесь с Сидорчуком. Тебя это не удивляет?
— Нет, не удивляет, — очень спокойно сказал Руслан.
— Ты что, не понимаешь, что это значит?!
— А что такое? — Друг детства был занят чебуреком, ароматный мясной сок тек по подбородку.
— Салфетку возьми, — поморщился он.
— Благодарю-с.
— Руслан!
— Да?
— Я же спрашивал тебя о взятках!
— Да не ори ты так. Не ори.
— С какой стати я бы тогда с ним сидел здесь, с Сидорчуком? Если не брал?
— Эх, Ваня! Ну, сидел. Меня больше твое кривляние перед зеркалом настораживает. Потому что хода твоих мыслей в тот момент, извини, понять не могу. На что ж ты, Ваня, позарился-то, а?
— Деньги. Наверное, я очень любил деньги.
— Да нет, — задумчиво сказал Свистунов. — Женщин ты любил, да. Оружие любил. И еще машины.
— Машины?!
— Да. Хорошие, дорогие машины. Просто-таки помешан был на них. Если чем тебя можно было соблазнить, так это крутой тачкой. Но ты всегда говорил, что столько никто не даст. А копить ты не умел.
— А… Сидорчук? Он мог дать?
— Это ты у него спроси. Помнишь про заветное слово?
— И… что? Кому слово?
— Да, боюсь, не тебе. Тут крупное дело. А ты, извини, мелкая сошка. Если страховались, то страховались тоже по-крупному. Недаром он в тебя палить начал от отчаяния. Если бы ты взятку получил, так зачем? Зачем рубить сук, на котором сидишь?
— Выходит, я знал, кто брал взятки? Но как? Каким образом? С чего это вдруг Сидорчук пошел бы со мной, со следователем Мукаевым, сюда, в «Девятый вал», стал бы пить водку и откровенничать?
— Со следователем Мукаевым, может быть, и не пошел бы, — загадочно сказал Свистунов.
— А… с кем? Ты что-то знаешь?
— Ваня, если бы я знал наверняка… Да если бы даже и знал! Давай пока оставим эту тему, поговорим о приятном.
— Нет, подожди. Как это о приятном? Он же в Горетовке родился, Сидорчук!
— Ну и что? — внимательно посмотрел на него Свистунов.
— И… он левша.
— А говорит, что не левша.
— Но почему подписался левой? Почему?
— А это вопрос. К тебе, между прочим.
— Хватит загадками говорить! — Он разозлился, почувствовал знакомые толчки о ребра.
И тут вдруг сообразил. Какой же дурак! А документы? Там же должны быть документы на машину! В черном «Мерседесе»! Ну, дурак! Испугался, когда нашел куртку, пистолет и права, даже не обшарил как следует «бардачок»! Он должен был как-то объяснить, откуда взялась такая дорогая машина, если бы его остановили гаишники. Не следовательское же удостоверение им в нос совать? Хотя… Надо и это проверить.
— Ладно, давай о приятном, — сказал другу детства.
— Вот так-то лучше. Что у тебя с Зоей?
— Как что? Жизнь.
— И хорошая?
— Нормальная.
— И какая она, любовь?
— А ты не знаешь?
— Знаю. Хотел у тебя экзамен принять.
— Слушай, я сегодня же пойду к Лесе и поговорю с ней.
— Да ну! — прищурил потемневшие глаза Руслан. — А не поздно?
— Еще только половина восьмого.
— Я не о том.
— Мне искренне жаль твою жену.
— Вот как?
— Но если ты любишь другую женщину…
— То теперь будешь жить так, как жил раньше я, — закончил Руслан. — Растить ребенка и бегать втихаря в любовнице. Огромное вам спасибо, господин Мукаев. Лесю мы только не спросили, как ей такие перемены в личной жизни.
— Нет, я все-таки с ней поговорю.
Он встал и решительно направился к стойке.
— Девушка, где тут у вас можно купить цветы?
— Цветы-ы?
— Нуда. Цветы. Розы.
— Розы. — Она томно и глубоко вздохнула. — Спуститесь вниз, в город, там есть магазинчик, он работает круглосуточно…
Когда выходил, Руслан Свистунов с невозмутимым видом придвинул его тарелку и аппетитно впился зубами в остывший чебурек…
…За розы выложил все, что было в кармане. Со стыдом подумал, что придется объясняться с Зоей, просить денег. Как странно: совсем не помнит бедность. Надо срочно сообразить, где раньше брал деньги, иначе полный крах. Пока шел к Лесе, постарался сосредоточиться. Очень ответственно готовил эту речь, жалея, что мало времени и приходится соображать на ходу. Надо бы сесть, продумать все как следует, каждое слово. Как ту, первую речь, что выдал Лесе по ошибке. Но собрался. Птицей вспарил на второй этаж, энергично надавил на кнопку звонка. Как бы не расплескать.
Она открыла.
— Ты-ы?! — уставилась на розы.
Не расплескал. Торжественно начал:
— Милая Леся! Всю мою жизнь… — Спохватился: не с рождения же у них любовная связь? — Всю нашу жизнь, то есть я хотел сказать, всю нашу совместную жизнь с тобой. Да, именно так: совместную жизнь. Эту жизнь я обращался с тобой… м-м-м… несколько неправильно. Не делал тебе подарков, не дарил цветов. Это плохо. Но это прошло. Теперь прошло. И сейчас, глядя на свое прошлое, хочу не только извиниться. Поверь, лучшим счастьем для меня было бы, если бы вы с Русланом были счастливы. — Перевел дух. — Да. Так. И если бы была возможность все вернуть назад, я бы отдал за это не только жизнь мою, но и все, что имею. — Черт, времени мало, надо было тщательнее готовиться! — И поверь, что я раскаиваюсь до глубины души.