Соло для пистолета с оркестром | Страница: 49

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Здравствуйте, Даша. Прекрасно выглядите! Или вас теперь по отчеству называть? Дарья… А дальше как?

— Ой, да ладно! По отчеству! Да вы садитесь! — она подвинулась, и Глазов осторожно присел на краешек скамейки. Соседка покосилась на него, что-то сообразила и поднялась со словами:

— Пойду. Вовке спать надо. Пока, Дашунчик!

— Пока, пока! — помахала рукой Даша. — До вечера!

— А вам спать не пора? — спросил Дмитрий, провожая взглядом молодую мамочку. Очень даже ничего девушка. На Юлию немного похожа. Брюнетка.

— Мы уже большие. Нам уже три годика исполнилось, — пропела Даша. — Нам еще рано спать.

— И где вы там, в песочнице? — поинтересовался Дмитрий.

— Вон тот, в белой панамке и трусиках в голубой горошек. Сашунчик мой.

— Сашунчик? — удивился Глазов. Александром звали того самого Молофеева.

— А что? Надо же было как-то назвать? — пожала плечами Даша.

— Как вы живете, Даша? Все в порядке? — поинтересовался Дмитрий, прежде чем лезть со своими расспросами. Хорошо, что Даша знает его, как работника уголовного розыска, и теперь уверена, что Глазов пришел к ней по работе. Удостоверения не потребует, скрывать тоже ничего не будет. Но как бы за больное не задеть.

— Ой, да все хорошо! Замужем я, — гордо сказала она. — И муж у меня какой хороший! Зарабатывает прилично, — сообщила Даша, таинственно понизив голос. — На работу не надо устраиваться, все у меня есть.

— Да что вы? — искренне обрадовался Глазов.

— Да. Зимой мы с ним расписались. Теперь вот, второго жду, — и она легонько коснулась рукой живота. Теперь Глазов понял, откуда дветущий вид и круглые щечки. Перед ним была счастливая женщина: сидит дома, с ребенком, занимается домашним хозяйством, муж хорошо зарабатывает и хочет второго. Кто бы мог подумать, что она столько пережила!

— Мне неловко вспоминать… — замялся он. — Та давняя история. Выяснились новые факты, знаете ли. Нет, вы тут не при чем…

— Ах, это… — протянула она. — Вы про Молофеева? Сама дурой была. Я же его впустила! Знала ведь, что пьяные — они дурные. Папка мой такой же. Напивается чуть не каждый день. И как напьется — давай все крушить. Хорошо, мы его к Толику на квартиру переселили. Однокомнатная у него, да и пыльно там, душно, рядом завод. Папке не все ли равно?

— А ваша мама? — осторожно спросил Глазов. Собственно, ради этого он и пришел.

— Мама умерла, — все так же спокойно сказала Даша. — Полгода назад.

— Послушайте, я могу вас спросить? Об одной вещи?

— Конечно! — утвердительно кинула Даша.

— Ваша мама очень сильно тогда переживала. Ну как же: несовершеннолетняя дочь изнасилована, родила ребенка, жизнь загублена…

— Как же, загублена! — фыркнула Даша. — Ну, пошла бы я в торговый техникум. Куда она меня сватала. Или работать. А куда? В палатке торговать? А главное, я бы своего Толика не встретила. Знаете, какой он замечательный? И к Сашунчику моему — прямо как к родному! Говорит, хорошо, что у тебя ребенок есть. Знаю, какая ты хорошая мать и хозяйка. Вот. Я про маленьких детей все знаю. Сама Сашунчика вырастила, никто не помогал. И второго выращу, — уверенно закончила она, а потом вдруг добавила: — А может, это я так говорю, что его в живых давно нет? Сашки Молофеева? Если бы встречалась с ним иногда, может, и не забыла бы. А так… Умер он.

— Его убили, — мягко напомнил ей Глазов. — Собственно, поэтому я к вам и пришел. Ваша мама написала кому-то письмо, когда Александру Молофееву дали срок условно, да и то смехотворный. Не в Верховный суд, и вообще, не в официальные инстанции. Судя по всему, было какое-то объявление в газете. Не помните?

— Ах, да… Что-то было. — Даша задумалась. — Кажется, какой-то сумасшедший американский миллионер предлагал помощь всем, кто в ней нуждался. И адрес там был.

— В Америке?

— Нет, что вы! В Москве. Абонентский ящик такой-то. И все.

— Но почему вы решили, что это американский миллионер?

— Не знаю. Решила, и все. И вообще, я ничего не помню, — обиделась Даша. — Это мама вдруг взяла себе в голову, что надо написать. Она куда только не обращалась. Честное слово, даже мне надоело! Ну где можно сейчас найти справедливости? Смешно!

— Да, действительно, — согласился Глазов. — И вы не помните, что это была за газета, откуда она взялась, с кем встречалась ваша мама накануне убийства Александра Молофеева? Если встречалась?

— Да вы что? — возмутилась Даша. — Никакого отношения я к этому не имею! К его убийству! У меня все в порядке. Мама умерла полгода назад. Да и сказки все это. С чего это вдруг какой-то американец будет дурацкие объявления в газете давать? И помогать русским?

— Может быть, после вашей мамы остались какие-то бумаги… — заикнулся было Глазов. Он просто терялся перед этой новой, решительной Дашей Петровой. И та ответила резко и без всяких колебаний:

— Я все сожгла. Мне благотворительности не надо. Не верила в нее, и не верю. И попробуйте только напомнить обо всем этом моему мужу. Он не знает, что меня изнасиловали. Думает, что родила по глупости, да по девчоночьей бестолковой любви. Пусть так оно все и останется.

Глазов был полностью с ней согласен. Он уже понял, что придется поговорить с Юлией. О ее уехавшей в Канаду подруге. Даша встала со скамейки и крикнула:

— Саша! Сашенька! Иди ко мне! — и уже Глазову: — Извините, мы уходим. Ребенку пора спать.

Дмитрий спросил напоследок:

— Даша, вы фильмы американские любите?

Я их вообще не смотрю! Только сериалы. Наши и бразильские. А Толику нравятся спокойные фильмы. Семейные. И комедии. До свидания.

Ушла, схватив за руку Сашунчика. Что тут поделаешь? У нее. нормальная семья, хороший муж, скоро будет второй ребенок. Глазов прекрасно знал этот тип семьи: здоровая, полноценная семья, где все отлично, так, как и должно быть. Все в идеале. Двое детей, квартира в центре, отец работает и получает хорошие деньги, мать домохозяйка. Выходные проводят вместе, выезжают за город на собственном автомобиле, или в зоопарк, в детские театры, в «Макдоналдс». Все, как положено: по праздникам открытки друзьям, звонки родителям, под Новый год корпоративная вечеринка на работе у мужа, ровные отношения со всеми знакомыми.

Свой маленький мирок, наполненный любовью, безразличная вежливость к окружающим. У нас все хорошо, значит, и у вас все тоже должно быть хорошо. Но без нашего участия. Члены семьи ни с кем не ссорятся, обо всех прекрасно отзываются, глава семьи не вступает на работе ни в какие конфликты, что, впрочем, разумно. Жена всю жизнь делает так, как велит муж, и полностью разделяет его взгляды. В итоге получается самая правильная форма безразличия, потому что не придерешься. Идеальная семья. Но Глазову с такими работать было труднее всего. Нарушать покой совестно, не нарушать — останешься ни с чем. Как сейчас.