«Судьи» были настолько неподкупными людьми, что не только они сами, но даже члены их семей не имели права заниматься бизнесом. Обычно двери в квартиры таких людей были всегда открыты. Ни один «вор» не посмел бы вынести оттуда даже чистый листок бумаги. «Судьей» мог стать человек с большим жизненным опытом, которому, безусловно, доверяли все руководители преступных кланов. В свою очередь, обязанностью «воров» было полное содержание подобных «судей». Именно поэтому их безупречная честность и неподкупность были гарантией справедливости всех выносимых ими решений. Преступники верили таким «решениям» гораздо больше, чем всем решениям верховных и конституционных судов. Именно такому «судье» и собирался позвонить Дронго, узнав его номер телефона у Вейдеманиса.
Он набрал номер и долго ждал, пока ему ответят. Затем снова набрал номер и, дождавшись девятого звонка, отключился. Еще дважды он набирал номер телефона и после первых звонков давал отбой. Получилось девять-один-один. Это был условный код о помощи. Когда он позвонил еще раз, телефон наконец ответил.
— Слушаю вас, — в трубке раздался добродушный голос человека, которому было уже за семьдесят. Это и был «судья» Раздольский.
— Евгений Мартынович, добрый вечер, — начал Дронго.
— Здравствуйте, кто со мной говорит?
— Меня обычно называют Дронго.
— Помню, помню. Тот самый известный эксперт, — по-прежнему добродушно произнес Раздольский. — Что случилось? Чем я могу вам помочь?
— Хочу с вами посоветоваться, — сказал Дронго. — Вы, наверное, слышали об ужасном происшествии в поезде Москва — Берлин?
— Ничего не слышал, — соврал Раздольский. — Что там случилось? Я уже давно не слушаю радио и не смотрю телевизор.
— Убили двух пассажиров, — сообщил Дронго.
— Какой кошмар, — сочувственно произнес Евгений Мартынович, — уже даже в поездах убивают. Какое падение нравов.
— Там грузина одного убили и его женщину, — пояснил Дронго, понимая, что его собеседник все прекрасно знает. Но следовало играть по правилам, ведь он звонил с обычного телефона, который мог прослушиваться.
— Какое безобразие, — продолжал возмущаться Раздольский, — это, наверное, какие-нибудь националисты. Бедный грузин, в чем он был виноват?
— Да. Несчастный человек. Его звали Георгий Цверава. Так жалко этого старика. Ему было уже шестьдесят шесть лет.
— Ну, для грузина это не предельный возраст, — живо возразил Раздольский.
— Конечно. Я тоже так считаю. И еще убили его женщину. Просто беспредел какой-то. Раньше хоть женщин не трогали.
— Даже слушать страшно. А зачем вы рассказываете мне на ночь такие страсти?
— У меня есть подозрение, что другой грузин мог оказаться причастным к этим ужасным преступлениям. Я не хочу сказать, что он убивал. Но, возможно, знал или слышал о том, что может случиться в поезде.
— Среди грузин попадаются разные люди, — осторожно произнес Евгений Мартынович, — кого конкретно вы имеете в виду?
— Хромой грузин, — сообщил Дронго, — он числился самым близким другом погибшего.
— Сейчас многие люди сдают своих прежних друзей, отказываются от давних связей, — горько произнес Раздольский. — Я лично не одобряю такого поведения, но понимаю, что у каждого из людей есть свои мотивы для подобного поведения. Может, группа других не менее авторитетных людей недовольна поведением одного из грузин. Иногда такое бывает.
Было ясно, что решение об устранении Жоры Бакинского было принято на сходке «воров в законе». Очевидно, Георгий Цверава оказался слишком опасным даже для своего сообщества. И тогда ему вынесли приговор.
— Это дело самих людей решать, кто заслуживает подобного наказания, а кто нет, — рассудительно произнес Дронго. Со стороны даже людям, которые их, возможно, слушали, могло показаться, что речь идет об обычных человеческих отношениях.
— Согласен, — ответил Раздольский, — но я все еще не понимаю, зачем вы мне это рассказываете.
— Дело в том, что наш грузинский друг погиб сегодня утром вместе со своей женщиной, — пояснил Дронго, — а сейчас выясняется, что с этой женщиной его познакомил наш «хромой» друг.
— Ну и что?
— Вместо одной женщины, которая должна была находиться в купе, убили другую, — пояснил Дронго. — Но самое главное не это. Если люди решили, что грузин не должен с ними работать, это их право. Но «хромой» решил пойти еще дальше. Он начал устранять друзей грузина. Сегодня утром в больнице задушили одного, днем застрелили другого. Это уже беспредел.
— Да, — согласился Раздольский, — так поступать нехорошо. — Как будто речь шла об играх детей в песочнице. — А почему вы считаете, что это делает наш «хромой» друг? Ведь он был близким другом ушедшего грузина?
— У меня есть номера телефонов, куда звонил погибший, — пояснил Дронго, — и поэтому я точно знаю, что виноват «хромой» друг. Ему никто не разрешал устраивать такой беспредел. К тому же не в Москве, а в Берлине. Немецкая полиция теперь начинает поиски убийц.
— Это совсем нехорошо, — вздохнул Евгений Мартынович, — но меня радует, что вы рассказали мне об этих происшествиях. Нужно будет переговорить с этим «хромым» и объяснить ему, что так нельзя поступать.
— Надеюсь, что вы сами с ним переговорите. Вы такой авторитетный человек…
— Что вы говорите! Я старик и давно на пенсии, живу на свое нищенское пособие.
— Я знаю, — быстро согласился Дронго, — но все равно — нельзя никому позволять устраивать подобный беспредел. Я думаю, что никому не нужны проблемы с немецкой полицией.
— Это мудрое решение, — согласился Раздольский, — и спасибо вам за этот телефонный звонок. Откуда вы звоните?
— Из Берлина.
— Вы можете переслать на мой мобильный снимки с телефона погибшего друга Цверавы?
— Думаю, что смогу. Минут через пятнадцать-двадцать. — Нужно было сказать так, чтобы Раздольский не догадался, что он звонит из полиции. Это было самое важное.
Но картинки входящих и исходящих телефонных звонков он, конечно, передаст. Пусть Джансунг сам отвечает за свои художества перед остальными преступными авторитетами. Ему разрешили устранить Цвераву, но сделать это он должен был весьма корректно и осторожно. А вместо этого он устроил настоящую охоту на всех остальных. Все превратилось в какую-то бойню. И только для того, чтобы никто не узнал подробностей преступления. Или преступлений. Нет, он явно не опасался того, что Альбина Брустина будет разоблачена как Анастасия Асамова. Значит, он опасался чего-то другого, убирая телохранителей Георгия Цверавы. Опасался, что рано или поздно кто-то сумеет вычислить и его человека в Берлине. Черт побери, это единственное разумное объяснение неадекватных поступков убийцы и его сообщников.
— Как там погода? — Раздольский явно спрашивал про общую обстановку в Берлине, понял Дронго.