Лес повешенных лисиц | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В конце своей исповеди Кристин даже всплакнула. Эти воспоминания всегда навевали на нее тоску, хотя не она первая, не она последняя... Просто мужчинам всегда нужно рассказывать о своем прошлом, а эта грустная повесть самой Кристин нравилась больше всего.

Печальная история чуть не разорвала сердце Ремеса. Он встал перед Кристин на колени и для начала попросил ее руки. Если бы Кристин бросила свое нынешнее занятие, то они могли бы обручиться. Ремес утверждал, что на небольшое майорское жалованье можно все-таки прожить. Кристин только вздыхала и качала головой.

– Если бы ты был хотя бы генералом... тогда у нас была бы хоть какая-то надежда, – ответила девушка со слезами на глазах. Ей действительно страстно хотелось начать новую жизнь, но она видела, что с майорскими заработками это вряд ли получится.

Агнета с Ойвой Юнтуненом жили в дружбе, согласии и страсти. Агнета когда-то уже встречалась с Ойвой во время пирушки на его квартире в Хумлегорде. Ах, как там бывало весело! Единственное, за что Ойва ругал Агнету, было ее пристрастие к наркотикам. Ойва Юнтунен строго-настрого запретил курить гашиш в избушке. Он даже пригрозил отправить ее обратно в Стокгольм, если она не откажется от своей самоубийственной привычки. С этого времени Агнета курила только в тюремной камере, в которую было легко пробраться незаметно и где точно никто бы ей не помешал. Когда Ойва в очередной раз читал ей лекцию об опасности наркотиков, девица вспыхнула:

– Для атомной войны, что ли, себя нужно блюсти?

В роду Агнеты всегда считалось в порядке вещей умирать не благопристойно, а в молодые годы, и желательно от вина и распутства. Агнета хвалилась тем, что в их роду всегда занимались проституцией, по крайней мере так рассказывает семейная хроника.

Бабушка тетки Агнеты была, например, проституткой в Хельсинки во второй половине девятнадцатого столетия. Ее звали Шелковой Сильвией, потому как она всегда одевалась в шелка. Шелковая Сильвия недурно зарабатывала, но насладиться своим богатством не сумела, потому что умерла во время изгнания плода, а проще – аборта, в 1881 году в возрасте двадцати четырех лет. Агнета знала, что Сильвию похоронили на одном из хельсинкских кладбищ, но памятника так и не поставили, деревянный крест давным-давно сгнил, так могила и затерялась.

Наска отметила про себя, что супруги у Ремеса и Юнтунена – женщины веселые и современные. Старушка саамка понимала, конечно, что нынче люди ведут себя довольно своеобразно, но уж совсем все она одобрить не могла. Как, например, то, что по вечерам Агнета надевала туфли на шпильках и сетчатые чулки и ходила по дому полуголая. За это Наска осуждала ее:

– Вот ведь вырядилась. Иди и оденься по-человечески! Застудишь себе все, коли в таких тонких одежах ходишь.

Наска Мошникофф была старой праведницей. Она пыталась обратить обеих женщин в свою веру, показывала, как креститься, и учила молитвам на церковно-славянском языке, однако результаты были неутешительными. Как правило, в избе всегда стоял мирской смех. По мнению Наски, смеяться, конечно, можно, Господь этого не запрещал, только разве обязательно надо полуодетыми ходить перед мужиками, попивать красное винцо и постоянно курить! Молодые женщины должны понимать, что жизнь — это не только радость и веселье.

Наска сказала, что каждый человек должен сам нанести свой "греховный холм". Так можно было добиться прощения всех своих грехов и заслужить вечное блаженство, как праведные монахи.

– Что это за "греховный холм"? – спросила Агнета, самая грешная из всех присутствующих.

Тогда Наска рассказала, что в свое время в Печенге имелось целых два монастыря, Нижний и Верхний. Известно было, что монахи Верхнего монастыря были более праведными, нежели Нижнего. Монахи должны избегать всех мирских соблазнов, как, наверное, Агнета и Кристин знают. Так вот, в Нижнем монастыре был один красивый молодой монах, который осенней темной ночью перешел границу с Норвегией и сошелся с одной юной норвежской девицей. Ну и норвежка та совсем разум потеряла от любви к монаху. Она последовала за ним в Печенгу и оттуда до самого Нижнего монастыря. Хотела даже перебраться жить в монастырь.

– Прямо в ту же самую келью просилась. Плакала и молила игумена впустить ее. Обещала стать монахиней, если они этого пожелают.

Праведный игумен пришел в ярость. Сопровождаемая шумными священниками, служившими литургию, влюбленная норвежка была изгнана из монастыря. Ее обозвали сатанинской невестой, а те места, где она ступала, были несколько раз вымыты, и все помещения, где она побывала, были выскоблены дочиста и окурены ладаном для достижения прежней чистоты. В завершение отслужили молебен всем святым, чтобы эта осквернительница все же не попала прямо в ад, а получила во время Страшного суда возможность замолить свои богохульственные намерения.

Затем пришла очередь монаха, впавшего в блуд, да еще и с женщиной иной веры. Несчастный инок каялся целыми неделями, громко просил прощения у Господа и всех святых, корчился на земле, вымазывал себя глиной, изорвал в клочья с полдесятка монашеских ряс, дабы показать всю глубину своего раскаяния. В конце концов игумен снизошел до него и принял его назад в монастырское братство, но не как равного с другими, а как брата во грехе, который должен был вечно каяться как в земной юдоли, так и в геенне огненной, что ему было обещано особенно щедро. В качестве епитимьи игумен повелел грешнику приносить на задний двор монастыря стокилограммовый мешок камней и песка. Послушно наполнял монах каждый день этот мешок и нес его на подгибающихся ногах в указанное игуменом место. Вскоре греховные мешки превратились в греховный холм, достигший карниза. Монах привык носить мешки, он сам был немалого роста и в любом порту мог бы неплохо зарабатывать грузчиком. Через десять лет холм достиг высоты большого дома, но монах все продолжал наращивать его. Однажды в монастыре появился новый игумен, который посмотрел на холм и задумался. Он решил, что давний грех уже замолен и более не нужно носить на холм камни и землю, иначе монастырь погрузится в тень "греховного" холма.

Монах же настолько привык к своему занятию, что отучить его от этого уже не могли. Он заявил, что не чувствует сладости искупления и что ему нужно для успокоения души продолжить свое занятие. Наконец, холм превратился в настоящую гору. На нем выросли деревья толщиной с ногу, и на его вершину вели ступени. Посмотреть на холм приезжали аж из Норвегии. Стали поговаривать, что если падшая женщина заберется на его вершину, то с нее она сойдет целомудренной. В самый разгар туристического сезона на холм забиралось по нескольку сот женщин.

– Я побывала в Нижнем монастыре первый раз еще до замужества, – вспоминала Наска. – Тогда этому несчастному монаху было почти девяносто. И он все еще каждый день таскал на вершину холма землю. Зимой он спускался с горки, подложив под себя мешок, думал, что игумен его не видит. Горка была крутая и веселая.

Когда монах скончался под тяжестью своего мешка, его наконец-то признали очистившимся от земных грехов и похоронили так же, как и других монахов. Многие десятки лет холм перегнивал и зарастал, пока немцы не оккупировали Печенгу. Они построили на холме укрепления противовоздушной обороны, потому что это было самое высокое место и лопата там хорошо брала землю. Затем пришли русские и взорвали "греховный" холм напрочь, так что его больше нет.