— Да, — согласился Дронго, — похоже, я немного увлекся. Приношу свои извинения, господин граф. Я не хотел оскорбить память покойной. Конечно, мы поднялись с графиней, чтобы обсудить в ее номере современное искусство, а с Тугутовым она разговаривала только по телефону. И телохранитель лишь дружески поцеловал ее в щеку.
Граф удовлетворенно кивнул головой. Его честь была восстановлена.
— И эта горничная увидела Алана рядом с Ириной, — продолжал Дронго, — она спустилась вниз, взяла нож для резки бумаг, который оставил какой-то гость, и вернулась обратно. Когда Ирина вышла в коридор, горничная нанесла ей три удара в шею. И затем прошла в номер Гуцуева, чтобы спрятать там нож. Такая своеобразная месть телохранителю.
— Откуда вы узнали, что нож спрятан в его номере? — не понял Аракелян.
— Очень просто. Убийца допустила ошибку. Я проверил оба ключа, которые были у Гуцуева. Это были его карточки-ключи, которые выдают при вселении. Значит, у неизвестного убийцы была своя карточка. А у кого может быть своя карточка, кроме дежурившей на этаже горничной? Войдя в номер к Гуцуеву, эта горничная невольно себя выдала. Именно она открыла дверь, чтобы выйти в коридор, после того как спрятала нож. Первая ошибка — войти в номер, ведь ключ мог быть только у служащего отеля. Вторая ошибка — попытка выйти из номера, когда в коридоре уже были люди. Только горничная, которую не подозревают ни в чем, может позволить себе выходить в коридор, где находятся другие свидетели.
— Вы придумали какую-то невероятную и фантастическую историю, — снова вмешался граф, — зачем французской горничной убивать мою жену?
— Возможно, вы опять правы. Французская горничная не смогла бы понять, о чем говорит графиня с окружающими ее людьми. Но горничная из Украины все понимала. Произошло роковое свидание. Когда две женщины из одной бывшей страны неожиданно встретились именно здесь, в Париже. Две разные судьбы. И обе трагические. Обе могли бы стать такими шекспировскими персонажами, когда злодейство, предательство и измена идут рядом.
Он оглядел присутствующих. И продолжил рассказывать:
— И самое важное — есть доказательства ее вины. В этот день ей позвонил ее молодой друг, который объявил, что уезжает на юг со своей молодой подругой. И после этого отключил телефон. Я специально проверил. Наша горничная сделала одиннадцать звонков на его мобильный телефон. Но он не отвечал. Она была просто в бешенстве. Мне не стоило труда узнать, что она дважды разводилась и ее первый муж ушел к любовнице, а второй оказался игроком, который проиграл все семейные деньги. Дочь ушла жить к соседям…
— У нас нет на третьем этаже русских горничных, — сказал менеджер отеля, — там работают только две француженки и одна полька. Вы, наверное, перепутали. Это была полька.
— Нет. Не перепутал. На этаже работали француженка Мадлен Летурно, полька Элиза Гловацкая и прибывшая из Донецка и Кишинева бывшая украинская гражданка Клавдия Пастушенко, или Клэр Бональд — по фамилии ее второго мужа. Вот она, господа, — и он показал на стоявшую рядом с ним женщину, которая поставила чайник на столик перед ним.
Все изумленно смотрели на молодую женщину, которая замерла, словно окаменевшая, после слов и жеста эксперта.
— Этого не может быть! — закричал менеджер отеля, вскакивая со своего кресла, — мы проверяем каждого сотрудника, прежде чем взять его на работу. Откуда вы все узнали?
— Он сказал правду, — подал реплику со своего места комиссар Брюлей, — это я помог ему все узнать. Клавдия Пастушенко, она же Клэр Бональд. Родилась в семьдесят пятом в Донецке. Первый муж был молдованин, с которым она переехала в Бухарест. Муж довольно быстро нашел себе молодую подругу и развелся с Клавдией, оставив ее с дочерью без содержания. Через несколько лет она вышла замуж за француза Эжена Бональда и приехала жить в Нанте. Потом переехала в Гавр, когда получила французский паспорт с новым именем и фамилией. А затем переехала сюда. Все, что сказал господин Дронго, — правда. Ее бросил первый муж, она бросила своего второго мужа, дочь ушла из дома в семнадцать лет… И именно вчера ее бросил молодой друг, который нашел себе более молодую подружку. Она звонила перед убийством ровно одиннадцать раз своему другу. А затем взяла нож и пошла по лестнице наверх. Она, очевидно, посчитала, что это такие женщины, как Ирина Малаева, виноваты в ее несчастьях. Иногда подобное происходит.
Горничная стояла, не шевелясь, словно опасаясь, что ее сил не хватит. Она просто стояла, окаменев.
— Вы хотите сказать, что наша горничная решила выместить свою обиду и злость на нашей гостье? — не поверил менеджер. — Но так просто не бывает, мсье комиссар. Неужели вы этого не понимаете?
— Бывает, — Брюлей махнул рукой, — еще как бывает. У меня лично был случай, который я расследовал. Когда Бриджит Бардо появилась в одном из самых известных отелей, горничная попыталась ее заколоть. Просто так. Из ненависти к ее красоте. Она взяла ножницы и ударила французскую актрису с криком: «Чтоб ты сдохла! Ты слишком красива!»
— И вы считаете, что это похожий случай? — не унимался менеджер.
— Нет, — ответил Брюлей, — я так не считаю. Так считает мой коллега. Это он блестяще провел расследование.
И он показал на Дронго.
— Внизу нашли платье вашей горничной, — пояснил Дронго, — она успела его постирать. Но на обуви остались капли крови. Уверен, что экспертиза легко определит, чья именно эта кровь.
— Совпадает, — неожиданно произнесла по-русски горничная, — еще как совпадает. Будь прокляты эти шлюхи, которые уводят у нас мужчин. Будь они все прокляты! — закричала она изо всех сил.
Все сидевшие в зале молчали. Говорить было не о чем. Все стало ясно.
Интерлюдия.
Клавдия родилась в Донецке в семьдесят пятом году. Отца своего она плохо помнила. Он погиб, когда ей было только шесть лет, оставив ее мать с тремя девочками, самой младшей из которых была Клава. На похоронах отца все вспоминали, каким хорошим человеком он был, и обещали не забывать семью. Выступали председатель профсоюзного комитета, секретарь райкома партии, руководители исполкома.
Все в один голос вспоминали Николая Пастушенко, рассказывая, каким хорошим товарищем он был, как героически погибла его бригада и как все товарищи никогда не забудут своих погибших друзей. Остальные шахтеры слушали молча и мрачно. Они знали, что подобные аварии происходят достаточно часто, и нет никаких гарантий, что в следующий раз они не будут на месте погибших.
Клаву и среднюю сестру, которой было только восемь лет, оставили дома, а мать со старшей сестрой поехали на похороны. Школьные годы Клавдия вспоминала как лучшее время своей жизни. Мать работала машинисткой в исполкоме и регулярно получала зарплату, еще им выплачивали пенсию за погибшего шахтера-отца. Но уже в конце восьмидесятых начались перебои с продуктами, на получаемые деньги ничего нельзя было купить.
В конце восьмидесятых положение становилось хуже и хуже с каждым днем. Шахтеры начали проявлять недовольство, зарплаты выплачивались нерегулярно, в магазинах почти не было продуктов. Впервые за семьдесят лет советской власти начались забастовки шахтеров. Уже в девяностом большая пенсия погибшего отца начала превращаться в ничтожные деньги, а еще через год распался Советский Союз, и прежняя солидная пенсия погибшего шахтера превратилась в пыль. К тому же деньги, которые выдали матери еще в семьдесят пятом в виде пособия, тоже превратились в бумагу, когда все они обесценились в январе девяносто второго.