— Сам видишь, — вздохнул юрист, — они жаждут твоей крови. Следующим шагом будет обращение в суд. Вот так-то, Билли. Остается только идти ва-банк.
Поток плохих новостей прервало появление Аннабеллы, глянцевой после принятия солнечной ванны и уже переодевшейся к ланчу в белые джинсы и футболку — и то и другое на размер меньше, чем требовалось.
— Дорогуша, я боюсь, что мы опоздаем, — протянула она и взглянула на крошечные «Картье». — Сколько лететь до Монако? Мы непременно должны прийти вовремя — на ланче будет присутствовать кто-то из королевской семьи, инкогнито разумеется. То есть, я хочу сказать, из княжеской семьи, но все-таки…
Рей Прендергаст взглянул на нее с неприязнью, которую безуспешно пытался скрывать с тех самых пор, когда год назад эта дамочка впервые появилась в окружении Уоппинга. Надутая курица, норовящая прибрать к рукам все, что видит, да еще и мечтающая стать четвертой леди Уоппинг. К тому же она обходится лорду непомерно дорого. А он вроде запал на нее. Прендергаст постучал пальцем по стопке бумаг.
— Билли, пока ты здесь…
Уоппинг виновато взглянул на Аннабеллу:
— Передай Крошке, пусть греет двигатель, я буду через пару минут.
Аннабелла послала ему воздушный поцелуй, подхватила крокодиловую сумочку размером с солдатский рюкзак и поспешила к вертолету.
Уоппинг еще раз посмотрел на бумаги и раздавил остаток сигары в хрустальной пепельнице.
— Хорошо. Отправь им всем письма. Скажи, что я сейчас крайне занят переговорами о реализации большого строительного проекта в Марселе. Они займут еще пару недель, а потом я вернусь в Лондон и лично сообщу им хорошие новости. — Уоппинг поднялся со стула и стряхнул с груди сигарный пепел. — Это немного сдержит их прыть.
— Надеюсь, что так, Билли. Надеюсь, что так.
Короткий, но крутой подъем вел от Старого порта к величественному комплексу зданий Вьей-Шарите, или просто — Богадельне, как называли его в Марселе. Она была построена уроженцем Марселя Пьером Пюже, придворным архитектором Людовика XIV, и Патримонио решил, что это будет самой подходящей площадкой для приема. На этот вечер намечалось что-то вроде премьеры: впервые три макета — Сэма и его соперников — будут выставлены на публичное обозрение, и Сэм желал лично убедиться, что его макет установлен как следует.
Он поднимался к Богадельне по крутым узким улочкам старинного квартала Панье, где в 1620 году и родился архитектор Пюже (по странному совпадению окна его бывшего дома выходили на боковой фасад архитектурного шедевра, который он построит пятьдесят лет спустя). По дороге Сэм припомнил несколько исторических фактов, почерпнутых из разговоров с Ребулем.
Несмотря на название, изначально Вьей-Шарите использовалась скорее как тюрьма, куда силой стаскивали нищих, попрошаек и бродяг, наводнявших в те времена улицы Марселя. Ситуация была до того угрожающей, что весь город напоминал гигантский Двор чудес — традиционный термин для обозначения трущоб. Наконец богатые марсельские купцы решили, что больше с этим мириться нельзя: криминальная обстановка становилась помехой для бизнеса. Поэтому всех сомнительных личностей собрали в кучу и заперли, а после стали использовать как бесплатную рабочую силу. Вот и вся благотворительность.
После Великой революции дела пошли немного лучше. В Богадельню принимали бедных, больных и бездомных, но больше не заставляли их работать. Так продолжалось до конца девятнадцатого века, пока заведение не закрыли. Во время Первой мировой войны здесь располагался корпус медицинских сестер, но после этого Вьей-Шарите пришла в окончательный упадок.
Только в шестидесятых годах прошлого века Марсель озаботился судьбой своего архитектурного сокровища, и после двадцати лет трудоемкой и тщательной реставрации Богадельня стала настоящей гордостью города.
Сэм не знал, чего ожидать. Описание, данное Ребулем, было до того красочным и восторженным, с множеством пауз для целования кончиков пальцев, что он заранее приготовился к тому, что его постигнет разочарование. Но, пройдя через двойные чугунные ворота, охраняющие вход, Сэм замер, пораженный открывшимся видом. Огромный прямоугольный двор, ярдов сто в длину и пятьдесят в ширину, был окружен трехэтажными зданиями, украшенными изящными галереями и аркадами, посреди двора стояла очаровательная церковь, увенчанная овальным куполом. Время смягчило краски, и камень, из которого был сложен весь комплекс, приобрел розово-кремовый оттенок. В лучах утреннего солнца весь двор, казалось, светился.
Несколько лет назад в Богадельне разместились музеи искусств и археологии, а также выставочный центр. В церкви располагалась постоянная скульптурная экспозиция, и именно здесь Патримонио и решил устроить прием. Миновав четыре массивные колонны, Сэм подошел ко входу в церковь, но путь ему преградила крупная женщина с папкой в руке.
— On est fermé, Monsieur. [32]
Слова эти были произнесены с тем плохо скрытым удовлетворением, которое во Франции испытывает всякая мелкая бюрократическая сошка, отказывая вам в чем-либо. Сэм улыбнулся как можно шире и предъявил свое приглашение, табличку с именем и даже папку с документами. Тщательно изучив все это, женщина неохотно отступила в сторону.
Внутри церкви суетились люди, таская ящики с бутылками и бокалами во временный бар. Он разместился в алькове под мраморной статуей, которая смотрела на всю эту беготню слепым белым взором. В дальнем конце зала стояли три длинных стола, задрапированных белой тканью, на них и были установлены макеты. Проект Ребуля, самый низкий, располагался посередине между угрожающе нависшими над ним небоскребами. На каждом макете красовалось имя выдвинувшей его компании: «Уоппинг энтерпрайзес», Лондон, «Ван Бурен и партнеры» Нью-Йорк, и «Эйфель интернэшнл», Париж.
Убедившись, что макет правильно собран и хорошо установлен, Сэм повернулся к выходу и уже готовился к очередному столкновению с драконом в юбке, возможно собирающемуся раздеть его и обыскать, как вдруг обнаружил, что он не один. Стройная темноволосая женщина в черном брючном костюме, похоже, тоже явилась, чтобы осмотреть макеты. Она была довольно привлекательна и принадлежала к тому хищному типажу, который свидетельствует о многих годах строжайшей диеты. От внимания Сэма не ускользнул и ее безупречный макияж. Судя по виду, ей было хорошо за тридцать, но разве с француженками можно знать наверняка?
— Привет. Ну как, нравится что-нибудь?
Женщина повернулась к Сэму и чуть приподняла брови. У нее были ледяные голубые глаза.
— Кто вы?
— Сэм Левитт. — Он показал на свой макет. — От «Ван Бурен и партнеры».
В ответ на его приветствие женщина протянула руку, но ладонью вниз, поэтому Сэм немного замешкался, пытаясь решить, что с ней делать: поцеловать ее, пожать или восхититься маникюром.
— Каролина Дюма, представитель «Эйфель». Значит, мы соперники.