Алене он рассказывал о своей поездке в Шотландию, где посещал старые родовые замки шотландской аристократии, в которых водились призраки и духи умерших предков этих заносчивых герцогов и графов. Она честно призналась, что еще не была в Шотландии, но собирается отправиться туда этим летом. Конечно, отправляться вдвоем никак не входило в его планы. В этом случае он должен был предъявить свой настоящий паспорт, получить английскую визу, пройти дважды границу – туда и обратно, а самое главное, познакомиться с ее папой – прокурором. После этого убить его дочь – и остаться на свободе. Понятно, что его арестуют ровно через час после того, как пропадет эта женщина. Он пообещал ей совместную поездку, понимая, что она никогда не состоится. Но в качестве потенциальной жертвы Алена вполне подходила.
Иногда он был противен самому себе. Столько сил, таланта, ума, эрудиции прилагалось только к тому, чтобы найти очередную женщину и задушить ее в своих объятиях. Только для того, чтобы изнасиловать несчастную, хотя почти каждая из них готова была пойти с ним на контакт при соответствующем обращении и внимании с его стороны. Зачем? Почему? Можно ведь находить обычных проституток в чужих городах и убивать их подобным образом. Зачем он так рискует, подставляясь со своими знакомствами и связями? Но проститутки его не волнуют. Во-первых, все еще хочется чувствовать себя мужчиной и не покупать любовь женщины. Во-вторых, он достаточно брезглив, и его волнуют интеллектуальные, начитанные, достаточно развитые дамы из среднего и высшего класса, а не шалашовки, стоящие на самой низкой ступени социальной лестницы. Хотя разве можно так говорить? Их спектр деятельности как раз очень широк. Проститутку можно встретить и у высокопоставленного чиновника в постели, и рядом с бомжом на улице. Но Вениамину все равно хочется иного. Нормальной женщины, не испорченной порочными связями, не блудницы, убийство которой не вызовет ничего, кроме раздражения. На Джека-потрошителя он, конечно, не похож, но и на Чикатило не тянет. Тот выходил на охоту, готовый напасть на первую встречную, на самую слабую, которая виделась ему в качестве жертвы. Сейчас даже страшно вспомнить, что именно он с ними делал. Это был настоящий садист. Конечно, его нельзя сравнивать с Вениамином. Тот даже стелет простыни, старается доставить удовольствие женщинам и убивает их максимально безболезненным способом, без крови.
Это просто оправдание, подумал Вениамин. Иногда в нем просыпался совсем другой человек – саркастический обвинитель, безжалостный, холодный, неуступчивый. Он говорил ему все то, что мог бы сказать настоящий обвинитель на судебном процессе, и был гораздо страшнее любого обвинителя, так как сидел внутри и все видел, все знал, все помнил. Укрыться от его выпадов было невозможно, так же, как спорить с ним.
Там, внутри, сидел еще один человек, чаще всего прикрывавший остальных, – достаточно интеллигентный, начитанный специалист, вежливый руководитель, образованный директор института, ровный в общении со всеми сотрудниками и галантно относившийся к женщинам. Именно он выступал на передний план, заманивая свои жертвы в расставленные ловушки. Такому человеку женщины, безусловно, верили.
Но был еще и третий. Тот самый, чей облик проявлялся лишь тогда, когда он выходил на охоту, расстилал простыню, лишь когда жертва начинала дергаться в его руках. Это был не просто насильник, а насильник со своей идеологией, получающий удовольствие не только от самого процесса насилия, но даже от подробного планирования. Агрессивный, сильный мерзавец, который не верил ни в Бога, ни в дьявола, душа которого была вывернута наизнанку. Страдания других людей доставляли ему удовольствие, крики и плач возбуждали его, предсмертные конвульсии делали его счастливым. Этот мерзавец никогда не думал о людях, остающихся на земле после его нападений, о родителях и детях своих жертв, о десятках людей, близких и родных, страдавших и переживавших всю оставшуюся жизнь. Он думал только о себе, об удовлетворении своей пагубной страсти.
Самое поразительное, что все эти три ипостаси были продолжением друг друга, чертами его противоречивого характера. И он это понимал. Даже узнав о создании группы экспертов, даже прочитав заметку о самом себе, он уже не мог остановиться. Но его противостояние с экспертами выходило на финишную прямую. Нельзя все время безнаказанно убивать. Если люди не могут остановить чудовище, творящее столь нечестивые дела, тогда в дело вмешивается Его Величество Случай. Или Бог, для тех, кто верит в Него.
«Неужели я осмелюсь ему написать, – подумал Вениамин. – А почему бы и нет? Он наверняка получает десятки подобных писем, и найти адресата практически невозможно. Кто сейчас вспомнит, что в прошлом году на курсах повышения квалификации один провинциальный прокурор дал своему коллеге из другой провинции этот адрес?» Нужно будет подумать, решил Вениамин, чувствуя нарастающий болезненный страх. И вместе с тем он уже знал, как именно поступит.
В Курган Дронго прибыл в шестом часу утра, уставший, невыспавшийся, небритый, помятый. Устроившись в гостинице, он прежде всего принял горячий душ, побрился, позавтракал. Судя по всему, в передвижениях убийцы учитывается и состояние поездов, курсирующих по этому маршруту. Если не заказывать билет заранее, придется ездить с незнакомыми попутчиками, которые иногда бывают достаточно назойливыми. Не говоря уже о том, что спать в подобном купе просто невозможно, хотя бы из опасения за свои личные вещи, ведь никогда не знаешь точно, кто именно окажется рядом с тобой в эту ночь. Сам Дронго почти никогда не спал в присутствии чужих людей. Он мог в лучшем случае дремать, чутко прислушиваясь к звукам вокруг него. Но даже когда засыпал, сон был настолько чутким, что он просыпался от малейшего шума. Мать всегда смеялась, что у него «сон волка». Он реагировал на любой шорох, на любое присутствие постороннего человека, даже когда в комнату входили родители.
Может, поэтому Дронго почти никогда не оставался у незнакомых женщин, не позволяя себе расслабляться, а предпочитал лишь короткие свидания. Даже приезжая к Джил, он ночевал в собственной спальне в одиночестве. Она знала эту его странную особенность, хотя в первые годы обижалась на подобное поведение.
Дронго спустился к завтраку в половине восьмого утра и уже заканчивал есть, когда в ресторане появились Гуртуев и Резунов. Оба прошли к его столу.
– У вас усталый вид, – заметил Казбек Измайлович. – Сложно добирались?
– С пересадками, прямого поезда на Курган не было. Наш интеллектуальный убийца, очевидно, заранее планирует свои маршруты.
– Интеллектуальный убийца, – недовольно повторил Резунов, – это какой-то нонсенс. Убийца не может быть интеллектуалом, он для этого слишком жесток и бессердечен. В следующий раз появится интеллигентный убийца?
– Нет, – возразил Гуртуев. – Интеллигентность не зависит от уровня образования или ума. Это не только воспитание, а образ жизни, внутренние установки. Убийца может быть интеллектуалом, таких примеров сколько угодно. По большому счету, все великие физики, работавшие с ядерными программами, могли считаться убийцами. Во всяком случае, те, чьи бомбы сбросили на Хиросиму и Нагасаки. Сколько людей там погибло! Только не говорите, что была война и американцы защищали свое отечество. Конечно, защищали, и, конечно, была война. Но интеллект ученых был направлен на создание смертоносного оружия.