Он вызвал своего сотрудника, приказав ему передать нож в лабораторию.
– Может, провести инвентаризацию во всех делегациях? – предложил Дюнуа.
– Нет, – ответил Грисбах, – это не поможет. Такие ножи выдали всем делегациям для разрезания страниц новых книг. Я уже проверил. Все получали их без особого учета. Ведь такие ножи нельзя использовать как обычные, так что особого контроля не было.
– Выходит, любой желающий мог взять этот нож и убить человека? – мрачно спросил Дюнуа.
– Это не обычный нож, – повторил Грисбах, – он заострен только на конце. Ножницы более опасный предмет, чем эти ножи для резки бумаги. У всех делегаций есть большие ножницы для разрезания картона. Убийца мог воспользоваться и ими, но почему-то решил взять нож.
– Ножницы обычно находятся в подсобных помещениях, – напомнил Дронго, – где складывают картонные коробки. А эти ножи лежат на столах экспозиций, ведь многие книги оказываются с неразрезанными страницами, поэтому воспользоваться таким предметом гораздо проще. Кстати, это еще один довод в пользу спонтанности убийства. Если бы убийцей был Рамирес, то он мог найти нечто более удобное, чем такой нож, которым достаточно сложно убить человека. Нужно нанести сильный удар в шею или в сердце.
– Что убийца и сделал, – нахмурился Фюнхауф. – Получается, что наш сегодняшний успех ничего нам не дал. Конечно, прекрасно, что мы сумели не допустить взрыв на ярмарке, но расследование убийства с нас никто не снимал. И мы обязаны найти этого убийцу. – Он посмотрел на Грисбаха: – Нужно все-таки попытаться выяснить, с какой экспозиции пропал этот нож. – Затем повернулся к Дронго: – После сегодняшнего дня я поверил, что иногда бывают и чудеса. Если бы Меглих не упустил Рамиреса, мы бы точно узнали о том, имел ли этот визитер отношение к убийству Ламбрехта-Табаковича. Вы смогли узнать что-то новое?
– Да, – ответил Дронго, – удалось установить, что погибший был достаточно известным человеком в бывшей Югославии, командиром батальона в корпусе «Дрина». И среди прибывших гостей есть несколько человек, которые его сразу узнали или слышали о нем еще в те времена.
– И вы можете их назвать?
– Конечно. Но это будут лишь подозреваемые, а не конкретный убийца.
– Тогда зачем мне эти фамилии? – разозлился Фюнхауф. – У меня осталось не так много времени. Если мы не сумеем вычислить убийцу, то распишемся в собственном бессилии. Я не могу оставить в нашем городе тридцать или сорок тысяч человек, которые придут на книжную ярмарку завтра утром. А потом их число может удвоиться или утроиться. И кто будет за это отвечать?
– Я хотел вам помочь, – вздохнул Дронго.
– Спасибо. Вы уже и так серьезно помогли, сумев обезвредить Уотсона и его компанию. Возможно, мы просто перестраховываемся, когда начисто отрицаем вину Рамиреса.
– Это был не он, – упрямо сказал эксперт.
– Уже седьмой час, – посмотрел на часы начальник полиции, – давайте прекратим эту ненужную дискуссию. Нам удалось найти вашего Рябчука, который сбежал в Киев. Пошлем туда своего офицера, чтобы он его допросил. А Меглих все-таки решил проявить инициативу. Он взял списки всех югославских делегаций и уточнил, в каких именно отелях они остановились. После чего начал проверять химчистки, находящиеся рядом с этими отелями. Не ожидал от него подобной находчивости. Убийца мог испачкаться, хотя бы на его рукаве должны были остаться капли крови. Меглих сейчас проверяет не только химчистки, но и отели, в которых живут члены делегаций.
Раздался телефонный звонок, и Дронго достал свой телефон. Это снова был Орлич.
– Я нашел Благоя Табаковича, брата Марко, – сообщил он, – через пять минут выйду на связь.
– Хорошо, – сказал Дронго. – Он знает английский?
– Нет. Но неплохо владеет русским.
– Тогда я выхожу на связь через пять минут. – Дронго отключился и взглянул на Грисбаха: – Я не успею добежать до отеля. У вас есть здесь компьютер? Обычный ноутбук с камерой.
– Конечно. – Грисбах быстро вышел из комнаты.
– Что вы опять придумали? – недовольно спросил Фюнхауф.
– Хочу узнать немного подробнее о жизни и судьбе погибшего, – пояснил Дронго. – Уверен, что это нам поможет в поисках возможного убийцы.
– Как хотите, – разрешил Фюнхауф. – После вашего сегодняшнего триуфма я начинаю верить, что вы настоящий волшебник.
Грисбах принес ноутбук, и Дронго включил его, выходя на связь. Через несколько минут он уже видел на экране мрачного мужчину лет сорока пяти, который молча смотрел на него. Рядом появился Орлич и приветственно помахал рукой.
– Мы готовы, – сказал он.
– Мы тоже, – ответил Дронго, посмотрев на сидевших рядом мужчин. – Здравствуйте, господин Табакович, – громко обратился он к брату погибшего.
– Здравствуйте, – глухо произнес тот.
– Примите мои соболезнования.
– Спасибо.
– Я хотел бы поговорить с вами о вашем старшем брате. Вы давно с ним не виделись?
– Уже несколько лет.
Дронго услышал приглушенный голос Грисбаха и удивленно оглянулся. Грисбах переводил их вопросы и ответы.
– Вы понимаете по-русски? – не поверил Дронго.
– Наша семья приехала из Казахстана четырнадцать лет назад, – пояснил Грисбах, – и я до сих пор не забыл русский язык.
Дронго снова повернулся к экрану и задал новый вопрос:
– Когда вы видели в последний раз своего брата?
– Три года назад, когда он приезжал к нам в Белград.
– Он вам что-нибудь рассказывал о себе?
– Говорил, что получил немецкое гражданство и женился. Обещал познакомить со своей женой.
– Вы сами женаты?
– Да. У меня двое детей. Мальчик и девочка. Ему двенадцать, а ей десять.
– Вы всегда жили в Белграде?
– Нет, – ответил Благой, – мы раньше жили в Жепе. А потом я перебрался в Белград, вместе с Марко.
– Когда это было?
– В девяносто пятом. Марко был контужен, тяжело ранен, поэтому я приехал сюда, чтобы смотреть за ним. Он целый год лежал в больнице, первые два месяца вообще был в коме. Вы можете мне сказать, как его убили?
– Ударили ножом, – не стал вдаваться в подробности Дронго.
– Убийцу нашли?
– Пока нет. Но его ищет немецкая полиция.
– Да, я понимаю.
– Вы были вместе с братом в девяносто пятом году в Жепе?
– Д-да, – с некоторым усилием ответил Благой.
– Чем вы там занимались?
– Я работал в районной администрации.
– А ваша сестра жила в соседнем селе?
– Д-да, – снова с некоторым усилием произнес Благой.