— О смысле жизни.
— Я тебя серьезно спрашиваю.
— А я серьезно отвечаю. Он считает, что ада нет. И рая тоже нет. Поэтому заранее попрощался со мной и сказал, что отпустит женщину.
— Значит, после переговоров с тобой он согласился отпустить заложницу, — сразу сделала вывод Эмма.
— Он и без нашего разговора готов был ее отпустить.
— Но отпустил сразу после того, как переговорил с тобой. Правильно?
— Он бы ее все равно отпустил, — повторил Дронго.
— Тебе не говорили, что скромность — удел бездарностей? — разозлилась она.
— Тебе больше не разрешат подобные экспедиции, — предупредил Дронго.
— Разрешат, — уверенно ответила Эмма, — у меня хорошие связи.
Горничной разрешили идти домой, и она наконец попала в объятия своей внучки. Резунов посмотрел на часы. Уже почти светло, нужно отдавать приказ.
— Начинайте, — приказал он, обращаясь к Салматову.
— Может, я пойду первым? — сделал последнюю попытку Дронго. — Он ведь сдержал слово и отпустил женщину.
— Не забывайте, что вы аналитик, — не выдержал Резунов, — а не оперативный сотрудник. Мне никто не разрешал использовать вас при штурме его номера. Извините…
Он повернулся к Салматову и повторил:
— Начинайте.
Салматов поднял рацию. Через несколько секунд сразу несколько сотрудников спецназа ворвались в номер. На кровати лежало тело Ирины Тороповой, накрытое простыней, на стуле сидел Вениамин Борисович Баратов. В последний момент он выстрелил себе в рот, решив таким образом положить конец своему земному существованию, своим мучениям и своим преступлениям.
Полковник Резунов молча выслушал доклад Салматова, повернулся и посмотрел на Дронго. Он никак не прокомментировал это самоубийство, только спросил:
— Вы вернетесь вместе с нами?
— Нет, — ответил Дронго, — я поеду поездом.
Он повернулся и пошел по улице. Все смотрели, как он уходит. Эмма подошла к Салматову.
— А теперь давайте все по порядку и с самого начала, — весело предложила она. — И не забывайте, что нас снимают для Центрального телевидения…