— Так-то лучше. А то я подумал: мальчик!
Я разозлился и пришел в себя. Встряхнулся и бодро сказал:
— Ну, показывай свое хозяйство!
Он гостеприимно распахнул двери:
— Прошу!
Я оказался среди трупов. Честно вам скажу: испытание не для слабонервных. Что там голые желтые пятки! Только злость придавала мне силы. И страстное желание не ударить в грязь лицом. Я не маменькин сынок. Я мужчина. Ну же, Петровский, возьми себя в руки! Дыши.
Я глубоко и ровно задышал. Огляделся и протянул:
— Да-а-а…
— Впечатляет? — подмигнул «мясник». — Экскурсию хочешь? Еще сто баксов. И хорошенькие есть. Кого хочешь? Мальчика, девочку?
— Ближе к делу, — грубо оборвал его я. — Я хочу фотографа.
— Противоестественные наклонности, — усмехнулся «мясник». — У психотерапевта давно не был?
— Сам туда вали. К психотерапевту. Где фотограф?
Он выдвинул один из «пеналов», в которых лежали трупы. Видимо, там работала система охлаждения. Я не силен в оборудовании, которое заказывают для моргов. И слава богу! Некоторые тела оставались на столах. Мешки были расстегнуты одни сверху, другие снизу, до половины. Я подозреваю, что «материал» приготовили для «работы». Век бы этого не видать! Удивился только, что «мясник» мгновенно нашел Сгорбыша.
— Этот?
Я подошел, он расстегнул мешок. Я смотрел и не чувствовал ничего. Передо мной лежала пустая оболочка. Это уже был не человек. И не Сгорбыш. Мне показалось, что он вытянулся и еще больше похудел. Было такое чувство, что из него вынули добрую половину органов и даже с десяток костей. Тело Сгорбыша было вспорото от живота до подбородка и грубо, огромными стежками зашито. На руке висела бирка с номером. Кусок клеенки, в нем дырка, в дырку продета веревочка. У меня такая же хранилась в спальне среди личных вещей, особенно дорогих моему сердцу. Мама сказала, что мне ее надели на руку в роддоме. С бирками приходим, с ними же и уходим. Вот так и проходит наша жизнь — от номера до номера.
Как ни странно, я почувствовал облегчение. В душе была пустота, лишь сухие листья тихонько шуршали. Осень. Он умер, а я живу. Жизнь к жизни, смерть к смерти. Нить его жизни оборвалась там, где ей и положено. Мои ожидания не оправдались. Если его и били, то аккуратно, если и лишили жизни, то профессионально. Следов пыток я не увидел, разве что синяки и ссадины. Небольшие. Жилистую шею пересекала широкая неровная борозда.
— Повесился, — пояснил «мясник». — Вышел прогуляться в парк, нашел подходящий сук, накинул на него веревку, и, Господи, прими в свои объятия! Хотя сомневаюсь, что он, грешник, попал в рай. Судя по печени, пил как сапожник.
— Как фотограф, — машинально поправил я. Потом сообразил: он проговорился! Откуда «мяснику» знать такие подробности? Вон у него какое хозяйство! Это значит только одно: Сгорбышем занимаются персонально. Ты опять опоздал, Петровский.
Я достал из кармана деньги и на этот раз отсчитал тысячу. Протянул ему со словами:
— У меня сейчас нет времени им заниматься, но есть разговор.
— Здесь все посмотрел? — деловито спросил он.
— Да. Я хочу, чтобы ты сохранил его в целости и сохранности до моего прихода.
— Сколько?
— Я думаю, что управлюсь до конца месяца. — Я вспомнил проездной. Это подсказка.
— Что ж, — он усмехнулся. — За тысячу баксов я буду держать его здесь до конца года.
— Это еще не все. Поговорим в кабинете.
— Я вижу, ты человек деловой.
— Ты тоже не промах.
— Это мой бизнес.
Вот о бизнесе я и собирался с ним поговорить. И машинально сжал и разжал кулаки, вновь идя вслед за «мясником» по коридору. Спокойно-спокойно-спокойно… Нет, бить его не стоит. Да ты и не умеешь. Мы вошли в кабинет, я закрыл дверь и спросил:
— Где он, по-твоему, взял веревку?
— Об этом поинтересуйся в следственной части, — спокойно ответил он. Вот у кого нервы, как канаты! В таком месте слабонервный и не выживет.
— Ты прекрасно знаешь, что дело закрыто.
Он развел руками:
— А что ты хочешь?
— Заключение о том, что смерть была насильственной.
Он расхохотался:
— Да что ты говоришь! А вот я этого не заметил, когда делал вскрытие! Потому что…
Он начал сыпать терминами. Разумеется, я в них ни черта не понимал. Положение тела, какая-то там борозда на шее, состояние внутренних органов… Чем больше было терминов, тем явственнее я осознавал: Павла Сгорбыша убили. «Мясник» врет. Поток его красноречия я прервал, положив на стол оставшиеся в конверте деньги. Он сосчитал их взглядом, даже не взяв в руки. И покачал головой:
— Жизнь дороже.
Он сказал это в месте, где царила смерть. Здесь, как нигде, знали цену жизни.
— Это признание, ведь так? — сказал я. — Тебе заплатили.
— Я просто сделал свою работу.
— Миллион долларов. — Я смотрел на него в упор.
— Не смешно, — покачал головой «мясник».
— А ты напряги воображение.
Он наморщил лоб и повторил:
— Не смешно. Блефуешь.
Это тоже наследственное. Бизнесмен должен уметь блефовать и делать это красиво. На девяносто девять процентов тебе не поверят, но порой все решает оставшийся один. Фортуна любит авантюристов, людей рисковых. Зато ее любовь проходит мгновенно: если она отбирает, то все. И сразу.
Таких денег у меня и в самом деле не имелось. Они были у моего папы. Но что ему какой-то там фотограф? Это невыгодная сделка. Даже я это понимаю. Мне придется составить бизнес-план, чтобы доказать выгодность капиталовложений. Я же не сумасшедший. Мне нужно время. Поэтому я сказал:
— Я ухожу, а ты подумай. Когда вернусь, мы возвратимся к интересующей нас теме.
— Поздно, — одними губами сказал он. — Дело сделано.
— Деньги могут все, — возразил я. — Открыть двери и закрыть их. За деньги можно купить ум, честь и совесть. Свободу, равенство, братство. Любовь. И тебя можно купить.
— И тебя? — усмехнулся он.
— Меня нет. Потому что это я за все плачу. А это пока мое.
После этих слов я сгреб со стола деньги, небрежно сунул их в карман, развернулся и ушел. Теперь я был уверен, что с Павлом Сгорбышем ничего больше не случится. Если надо, «мясник» перепрячет тело, но вернет мне его в целости и сохранности. С теми бумагами, которые я захочу. Я его сломал. Это никак пока не проявилось, но я это почувствовал. Во мне появилась сила. И пускать в ход кулаки теперь не обязательно. Что со мной случилось? Виноваты автоматные очереди, которые взбили пыль в метре от меня. Виновата война.