— Мы с ней уже месяц трахаемся, а она мне этого не сказала!
— Не забудь о противозачаточных средствах, — напомнил я. — Для геев есть специальные презервативы. Особенно плотные. Чтобы ненароком не порвались.
Он стал подниматься из-за стола, огромная гора сала. Я тоже вскочил:
— Спокойно-спокойно-спокойно…
— Дерьмо!
— Другую найдешь.
— Чтоб я еще раз…
— Правильно, не стоит.
— Ну, ты, Петровский, гад! Я понял это, еще когда ты соблазнил мою двоюродную сестру! Вспомни ночь после выпускного!
— Сало, ты спятил! Это она ходила за мной и стонала: «Ах, какой пупсеночек!» Вспомни, насколько она старше! И сколько мы выпили!
— Ах ты…
— Спокойно-спокойно…
Он начал теснить меня к выходу. Сумо, разумеется, победило. Зато виртуальный секс потерпел сокрушительное поражение. Граждане, не размножайтесь в пробирках. Видите, к чему это приводит? Боб все еще был в гневе, несмотря на то что я позволил вытеснить себя в холл. Но я знал, что он отходчив. Большие люди добрые. Открыв дверь, он буркнул:
— Через недельку заходи.
— Спасибо, друг. Целую, — не удержался я и вовремя успел отскочить.
И, кусая губы от смеха, несся по лестнице вниз, слыша за своей спиной грозное сопение Боба. Ему хватило сил на два пролета. А потом он, тяжело сопя, карабкался по ступенькам наверх. Я постоял, улыбаясь. Отойдет. На то мы и друзья.
Я вышел из подъезда, весело насвистывая: Боб сумел меня развлечь. Но, как только увидел кляксу на своей машине, закрывающую дырку от пули, сразу помрачнел. Шутки кончились. Мне надо ехать в морг.
Сколько раз я уже это откладывал. Убеждал себя, что как туда войду, так и не выйду. Жизнь к жизни, смерть к смерти. Но теперь я оторвался от преследователей (спасибо полиции!) и чувствовал себя в относительной безопасности. Я поехал в морг, чтобы заявить права на тело Павла Сгорбыша. Мне сбили дыхание, и я слегка потерялся. На события прошедших двух дней надо взглянуть детально. Максимальное приближение к объекту, вот как это называется. Мне нужны вспомогательные средства.
Я подошел к длинному кирпичному зданию с конвертом в одном кармане и с паспортом трагически погибшего фотографа в другом. Еще у меня при себе были деньги. Наличные. Вы помните конверт, который так и не получило Длинношеее? Он был при мне. Не потому, что я люблю деньги, просто я за версту чую людей, которые любят их. Думаю, это наследственное. Красивое лицо досталось мне от матери, но что-то же я должен унаследовать и от отца? Деловую хватку, к примеру.
Все, к чему я прикасаюсь, обращается в деньги. Покамест я не требую свой процент, мое время еще не пришло. Сейчас я на войне, иду в морг, изо всех сил делая вид, что все в порядке. У ступенек задержался: мне помешали. Из микроавтобуса мышиного цвета двое мужчин выдвинули носилки. Я решил их пропустить. Женщина, выскочившая из передней дверцы, возглавила процессию.
Мимо меня, покачиваясь, проплыл синий мешок, из которого торчали голые желтые пятки. Я даже подумал, что они из папье-маше, но потом сообразил, что несут покойника. И невольно вздрогнул. Вот так и я бы, если бы…
Невольно я погладил полу пиджака, за которой лежал конверт. Мое настроение, как плохая музыкальная пьеса, резко сменило тональность и ухнуло в минор. Это было против ожиданий слушателей. Я принялся себя успокаивать. Они далеко, им еще надо разобраться с правоохранительными органами. Тем не менее, когда я искал ответственного за все это безобразие, то есть за смерть, мой собственный орган, язык, едва ворочался во рту. На лбу выступила испарина. Все еще не мог забыть голые желтые пятки. Мне казалось, что женщины, которым я задаю свои вопросы, все видят и все понимают. Они и в самом деле смотрели на меня с жалостью. И охотно помогали.
Наконец я добрался до кабинета, в котором сидел мужчина, похожий на мясника. У него были короткие пальцы, покрытые густой черной шерстью, и от него пахло дымящейся кровью. Здесь ничего не напоминало о жизни, тем не менее я явственно почувствовал этот запах. Меня замутило.
— Что надо? — нелюбезно спросил «мясник».
— Тело, — ответил я. — То есть труп.
— Родственник?
— Да. То есть нет. Мы вместе работали.
— Благотворительностью занимаешься? — усмехнулся он.
Вместо ответа я положил перед ним стодолларовую купюру. Он проворно схватил ее, выдвинул верхний ящик своего необъятного стола, метнул туда купюру и с грохотом захлопнул. После чего ручеек разговора превратился в полноводную реку и потек по другому руслу.
— Присаживайся, парень, — любезно предложил «мясник».
— У меня мало времени, — уклонился я от приглашения.
— Понятно. На свидание спешим?
Почему при взгляде на меня первой приходит в голову эта мысль? Я пожал плечами:
— Женюсь.
— И хороша невеста?
— Как сказать.
— Но богата? — подмигнул он.
Я вздохнул:
— Ближе к делу. Мне хотелось бы заявить права на тело… — Я запнулся. Что за чушь ты несешь, Петровский? — В общем, я хочу его похоронить.
— Кого хотим? — деловито спросил «мясник» и обернулся. За его широкой спиной находился шкаф.
Я подумал, что там картотека: на каждом ящичке красовались таблички с буквами алфавита. Мой орлиный взгляд сразу выхватил «Р — С». И я достал из кармана паспорт Сгорбыша. Как хорошо, что он у меня есть! Не надо ничего объяснять. Побыстрее бы отсюда убраться. Я протянул паспорт «мяснику» со словами:
— Вот этого человека я хочу похоронить. То есть мы. У него нет ни жены, ни детей. Я ничего не слышал о его ближайших родственниках. Один как перст. Но зато он был гениальным фотографом.
Не знаю, зачем я это сказал, но «мясник» вздрогнул:
— Фотограф, говоришь? Ну, пойдем.
— Куда?
— Посмотрим.
Он даже в картотеку не полез. Поднялся из-за стола и первым вышел из кабинета. Мы шли по длинному коридору, причем я старался не смотреть по сторонам. Запах формалина, казалось, въелся в эти стены. Я уже не чувствовал запах дымящейся крови, зато явственно чуял мертвечину. Кое-как добрел до двери, у которой «мясник» остановился и привалился к стене. Он обернулся:
— Ты в порядке?
— Вроде бы да, — не очень уверенно ответил я.
— Может, укольчик? Медсестричку кликнуть? Хорошенькая. И уколы ловко ставит. Тебе надо расслабиться.
Я вздрогнул и отклеился от стены:
— Да пошел ты!
Он заржал, как конь: