– Теперь город может спать спокойно, – сказал он с удовлетворением, пряча документ в папку. У него все подвиги подшиты. – Я пресек вашу преступную деятельность. Отныне вы находитесь у меня под колпаком, помните это.
И Наполеон местного розлива эффектным жестом указал мне на дверь, в которую я с удовольствием вышла. Меня от него тошнило.
Поскольку мне нужна зашита, я сказала Арсению:
– Не надо ссориться с Нилом Стратоновичем.
Согласитесь: для одного маленького человечка, каковым являюсь я, слишком уж много врагов. И каких врагов! Если к ним добавится олигарх Аксенкин, мое будущее сможет предсказать и младенец, едва научившийся говорить «мама»!
И я решила сделать Аксенкина своим союзником. Пусть думает, что мы ищем картину, хотя на самом деле мы будем искать убийцу и доказывать, что ко мне он не имеет абсолютно никакого отношения. Я не исполнитель, не организатор и даже не свидетель. Я вошла в комнату, где это случилось, последней. До меня там побывали, во-первых, настоящий убийца, во-вторых, Аксенкин, Ладушкин и, в-третьих, Капка. А я…
Я всего лишь ясновидящая, на которой лежит заклятье, как на древнегреческой Кассандре. Моим предсказаниям никто не верит. И в сам мой дар видеть будущее тоже никто не верит. И я во что бы то ни стало хочу его снять, это заклятье. Хочу документально доказать, что я – ясновидящая.
Но сначала я решила быть честной. На пути к истине нельзя прибегать ко лжи. Тогда и вправду никто не поверит. Нет, только честно. Собрались мы в особняке Аксенкина. Ну а где? Я жила у мамы, Арсений у отца, а Капка с тремя детьми. Аксенкин же жил совершенно один в пятистах квадратных метрах. Вот где извращение!
Пока я тосковала по поводу излишков жилплощади у одного отдельно взятого олигарха, Капка ликовала. В самом деле, если так живут здесь, то как же живут там? Я имею в виду на самом верху социальной лестницы, между Лондоном и Парижем. Если провинциальный олигарх может позволить себе такое, что же тогда позволяют себе олигархи общероссийского масштаба? Страшно даже подумать!
Предусмотрительная Капка взяла купальник. А детей оставила на всю ночь с одной из своих бывших свекровей. Слава богу, их у нее три. Исчезнувшие мужья предпочли убраться налегке. На Севере слишком уж холодно, на юге чересчур жарко, а у нас, в средней полосе, самое то. Чего ж лучшее на хорошее менять? Поэтому бывшую жену, ребенка и родителей нефтяник и военный оставили в родном городе. Таким образом, у Капки есть целый штат желающих посидеть с детьми. Особенно этому рада, как вы сами понимаете, бабушка Эмиля.
Моя мама тоже обрадовалась, что хоть один вечерок своей разведенной жизни я скоротаю вне дома. В компании не только женщин, но и мужчин. Она не мечтает еще разок выдать меня замуж, понимая, что это безнадежно. Но прекрасно знает, что забеременеть от телевизора или от Флобера с Бальзаком я не могу. Даже от Мопассана. Для этого нужен мужчина, который еще не превратился в исторический памятник. И вновь она смотрит на меня умоляюще:
– Хоть кто-нибудь…
И я ее понимаю: пора. Мне скоро тридцать. Совсем уже скоро. Точнее, в этом году. Мне тридцать, а у меня еще нет ребенка. И мои шансы с каждым годом тают. А я, дура такая, еще и купальник не взяла! Знала бы мама, она бы меня убила!
Разумеется, на пятистах квадратных метрах жилой площади нашлось место всему, в том числе и бассейну. Бассейн был большой и очень красивый. Рядом с ним располагались сауна и бильярдная, также комната отдыха с самоваром и бубликами. Или баранками? В общем, там были большие и маленькие, и все круглые. Такие же, как я, круглая дура, которая смотрела на все широко открытыми глазами и страдала. Потому что в это время в Африке дети голодают. В общем, все было как у обычного олигарха, которых показывают в кино. Видно, в сериалах Нил Стратонович и подсмотрел такой образ жизни. Сам бы он не допер.
Расположились мы в бильярдной.
– Можно я искупаюсь в бассейне? – сразу спросила Капка.
Я поняла, что ей не терпится раздеться. И мы плавно переместились в комнату отдыха. Мы – это женщины.
– А ты разве не взяла купальник? – удивилась Капка.
– Нет, а зачем?
– Это здорово! – отчего-то обрадовалась она.
Кроме нее, кстати, никто в бассейн не полез. Как выяснилось, Арсений тоже был без плавок, а Стратоныч сразу взял нас с ним в оборот:
– Сперва поговорим о деле.
И поманил Арсения в комнату отдыха. Таким образом, мое уединение было нарушено. Я теперь находилась в компании аж двух мужчин, каждый из которых по возрасту вполне мог иметь от меня ребенка. То есть наоборот, конечно. Я легко бы могла беременеть, вместо того чтобы жевать баранки. Но поди ж ты! Забыла купальник!
Зеленоглазая русалка с визгом окунулась в родную стихию, а мы зависли у медного самовара, лениво попивая чаек. Спиртное Аксенкин не предложил. То ли трезвенник, то ли жмот.
– Я хочу сказать вам правду, – мрачно начала я. Ведь мне может здорово влететь, когда на сцене появится настоящий эксперт по живописи.
– Говори, – милостиво разрешил Аксенкин.
– Эта картина на самом деле ни черта не стоит.
– Ха!
Что вы на это скажете? Я выдала чистую правду, а меня тут же заподозрили во лжи!
– Нил Стратонович, ну, сами посудите, кто он такой, этот А. Зима? Кто о нем слышал?
– Он из самой Москвы.
– Да в Москве таких художников пруд пруди! У него не было ни одной персональной выставки!
– Это правда. – И я поняла, что Стратоныч умеет пользоваться Интернетом. – И я бы тебе охотно поверил, если бы не два обстоятельства.
– Какие именно? – насторожилась я. Мне было интересно узнать, где я прокололась.
– Если эта картина ничего не стоит, почему ее тогда украли? И второе: сколько она может стоить, если за нее убивают?
Логика железная. Что тут возразить?
– Если вопрос не решается с помощью денег, значит, сумма настолько значительная, что жизнь человеческая стоит гораздо дешевле, – авторитетно заявил Аксенкин. – Зная расценки, я приблизительно могу представить, сколько эта картина стоит, раз она дороже человеческой жизни. Тем более у нас в городе, где все разборки давно уже закончились. Сейчас любой вопрос можно решить с помощью денег. Если он не был решен, значит… Значит, эта картина бесценна! – неожиданно закончил он.
– Ваза, гиря и три ржавых ключа? – с иронией спросила я. – И в чем же их ценность?
– Это ты мне должна сказать. Ты же у нас ясновидящая, – насмешливо заявил Аксенкин.
Я впервые посмотрела на него с интересом. Чувство юмора – это что-то новенькое. До сих пор он просто орал, оказалось, он умеет и шутить. Не так сказала: пошучивать. Какие еще в Аксенкине таятся сюрпризы?