– Но ведь никто не заставлял вас стрелять в шофера! – напомнила Прасковья Федоровна.
– Это Грушин, – заявил Валентин. – Он все подстроил. И вас дожмет. Предупреждаю. У него все рассчитано.
– Поменьше разговаривай, – сквозь зубы процедил Артем. – Пока все видели, как ты стрелял в Ваню. И следователь, с которым ты беседовал, мертв. И Киру ты мог задушить. Вполне! Пока бродил по дому. Так что давай шагай!
В сопровождении Сида и Грушина Валентин, руки которого были связаны брючным ремнем, вышел из каминного зала.
Артем подошел к столу и с опаской взял пистолет. Только что на его глазах из него убили человека. Впечатляет.
– Осторожнее! – выкрикнула Прасковья Федоровна. – Вы умеете обращаться с оружием?
– Что? Да, разумеется, – кивнул Артем. – Я же сказал: у меня коллекция. Между прочим, это ценная вещь. У меня есть нечто похожее. Тоже «Магнум», но модель другая. Ствол четыре дюйма, а не шесть с половиной. Мощное оружие! Прав Грушин! Ну разумеется, я умею с ним обращаться! Ждите меня здесь, дамы.
И Артем не оглядываясь вышел. Прасковья Федоровна и Инга остались наедине. Писательница глянула на бывшую модель и живо спросила:
– Вина? Или водки?
– Что?
– Нам срочно надо выпить. Пока мужчин нет. Милочка, меня можешь не стесняться.
– Вина, – вздохнула Инга.
Прасковья Федоровна ловко взяла бутылку и наполнила оба бокала щедро, до краев. Бросив при этом:
– Надеюсь, Даня не обеднеет. Кстати, давно хотела тебя спросить: и как он?
– То есть? – Инга сделала несколько жадных глотков. Наконец-то!
– В постели. А? – жадно спросила писательница.
– Вам-то что? – усмехнулась Инга.
– Ну все-таки! Какой мужчина! Ведь Даня потрясающе красив! Фантастически! У него такие руки!
– Да-а… – протянула Инга. И неожиданно сказала со злостью: – Да вы бы молились на своего мужа! Он-то, по крайней мере, нормальный!
– А Грушин? Он что? Извращенец? – с придыханием спросила Прасковья Федоровна. И ее богатое писательское воображение живо нарисовало наручники, цепи и хлысты. Ох, как необычно! И какая пища для эротических фантазий! Надо срочно разговорить эту девчонку. Подпоить ее и разговорить.
– Если бы вы знали, чего мне стоило уложить его в постель! – с отчаянием сказала Инга. – Я ведь думала: это мой шанс! Подружка так и советовала, устраивая меня к Грушиным. Не упусти, мол. Я старалась… Дура! Но он просто чудовище! Бесчувственный эгоист! О нет! Он умеет обращаться с женщинами! Если того захочет! Но он просто обожает их унижать! Живых! А поклоняется мертвым! Чудовище!
– Он что, тебя бил? – спросила Прасковья Федоровна.
– Ну да. Высек. Морально, – усмехнулась Инга. – Сказал: девочка, не на того напала. Я тебя вижу насквозь. Ты дешевая шлюха, и это клеймо на тебе останется на всю жизнь. Он просто надо мной смеялся. У Грушина к развратным женщинам иммунитет. Его не поймаешь. Как же! Он сам развратен, как… как… Как сам дьявол! Ему просто все уже надоело! Вот он и бесится. Я никогда и ни с кем не делала все эти мерзости. Я все время говорила «нет», но получалось так, как он хотел. Я обслуживала его, словно какая-нибудь проститутка, причем задаром. Он совсем не тот, кем кажется. Настоящий маньяк.
– Я так и думала! Милочка, не надо переживать. – И Прасковья Федоровна сочувственно погладила Ингу по руке.
– Нет, вы не понимаете! Не можете понять! Когда вас используют, заранее зная, что выкинут на помойку. Что ничего не будет. Меня еще никто так не унижал. По крайней мере, в лицо не говорили. Не оскорбляли. Ведь он меня презирает! А сам? Любит этих мертвецов. Заставлял меня под нее наряжаться. Краситься.
– Под кого?
– Под эту свою… – Инга вдруг грязно выругалась, не сдерживаясь больше. И с чувством добавила: – Ненавижу!
– Милочка, но ведь тебе наконец повезло! Этот богатый господин, Артем, он…
– Женат. Тесть – большая шишка в министерстве. Двое детей.
– Да, да, – покачала головой Прасковья Федоровна. – Но, может быть…
– Ничего не может быть! – отрезала Инга и одним глотком допила вино.
– Еще? – живо спросила Прасковья Федоровна и потянулась к бутылке. Инга кивнула, и писательница тут же вылила в ее бокал остатки вина. – А я думала, что красивой женщине легко всего добиться!
– Знаете, красивым не везет, – вздохнула Инга. И принялась за вино. Язык ее стал слегка заплетаться. – Ну абсолютно не везет! Правильно говорят: не родись красивой, а родись счастливой. У меня такая внешность, что дай бог каждой! А счастья нет. И много таких. Вот моя подружка, Светка, которая меня к Грушиным в прислуги сосватала. Рыжая такая, в веснушках. Пикантная, мужики на нее западали. Увела богача из семьи. Справилась. Теперь забеременеть не может. Укрепиться. А ему уже поднадоело с ней кувыркаться. Мы, модели, такие. Простуженные насквозь. Диеты эти сумасшедшие, макияж, который хуже кислоты лицо съедает. Высокие каблуки, на которых приходится ходить. Хочешь не хочешь, а приходится. А это очень вредно! Может, тем, кто знаменит, и хорошо. Слава, деньги, внимание прессы. За это все можно стерпеть. Но это вершина горы. А внизу всем плохо. И моделям тоже. Не успела отвоевать местечко под солнцем – вышла в тираж, – неожиданно разоткровенничалась Инга.
– Скажите, пожалуйста, – покачала головой Прасковья Федоровна. – А со стороны – очень красивая жизнь.
– Кстати, почему у вас детей нет? Тоже не можете? А? – спросила Инга, которая добралась наконец до заветного. До проблем со здоровьем по женской части.
– Почему не могу? – удивилась писательница. – Просто я поздно вышла замуж. В сорок с лишним лет. По-моему, рожать уже поздно.
– Не скажите. Самое время, если деньги есть. А до того? До замужества? Тоже аборты делали?
– До того… Ах, зачем об этом говорить! – Прасковье Федоровне стыдно было признаться собеседнице, что никто и не пытался осчастливить ее ребенком. Желающих лечь с ней в постель просто не находилось. – Но абортов я не делала. Это кощунственно!
– Значит, у вас все в порядке? – с разочарованием спросила Инга. – По женской части?
– Ну разумеется! Я здорова.
– Понятно… Вот ваш муж, – мстительно заявила бывшая модель. – Понятно, что его тянет на молоденьких. Инстинкт, тут уж ничего не поделаешь. Инстинкт продолжения рода. Потому он вам и изменяет.
– Что-о?!
– А то вы не знаете? Ладно, хватит прикидываться! Мне Кира говорила…
– Что тебе говорила Кира? – прошипела Прасковья Федоровна, и ее лицо неожиданным образом изменилось. Писательница посмотрела на Ингу хищно, словно на добычу.
– Вы не такая простая… Уж я-то знаю!
– Кто много знает… – прищурилась Прасковья Федоровна.