- Почему вы не развелись?
- Но куда же я пойду? К кому? К ее маме? И Вика никогда не говорила о разводе. Она не могла жить одна, ей надо было кого-то мучить. Я не думаю, чтобы кто-то еще захотел на ней жениться. Хотя она, без сомнения, была женщиной красивой. Но характер… Она все время жаловалась Лиле. Она смеялась. Она покушалась на мой цикламен.
- Хорошо, оставим цикламен, Петр Александрович. В тот день, когда убили вашу жену, вы уходили из дома? Вечером?
- Уходил. За хлебом. Вика же никогда не покупала нормальных продуктов.
- Ну да. Бутылка «Пепси-колы», мороженое, чипсы.
- Да-да, что-то вроде этого. Но никогда не покупала хлеб, или, скажем, мясо для первого.
- Значит, это все-таки был ее пакет, - заметил Леонидов.
- Что?
- Все нормально. А в тот день, когда убили Марго, вы ходили на стоянку за документами?
- Да.
- И во сколько вернулись? Тело Марго уже нашли?
- Нет, никого не было.
- Как же так? И Анашкина не видели?
- Нет, не видел. Ждал его весь вечер, но он так и не пришел.
- Вы на лифте поднимались?
- На лифте.
- А он, значит, спускался пешком. Ну а когда Лилю убили? В понедельник, около двенадцати ночи?
- Дома был.
- Кто это может подтвердить?
- Вика. Ах, да… Никто. Младшая девочка спала, а старшая отпросилась ночевать к подружке. В соседний подъезд. Там день рождения, что ли, был. Но… Как можно? Я бы никогда не посмел… Вика…
- Ну, хорошо. А о чем вам рассказывала Маргарита?
- Марго? Ни о чем, - пожал плечами Воробьев. – Мы сидели, пили чай. Она больше молчала, я жаловался на Вику. На свою жизнь. О цветах говорил.
- А ей дарили цветы?
- Цветы? Да, конечно. Знаете, маленькие такие букетики. Из комнатных растений. Совсем маленькие.
- Зачем?
- Ну, она была так несчастна.
- Значит, все-таки, несчастна?
- Она знала, что такое несчастная любовь.
- Все женщины это знают.
- По-разному.
- Что?
- По-разному знают. Одни прошли, как нелюбимый предмет в школе, и забыли. А другие всю жизнь повторяют, как «Отче наш». И утром, и перед сном.
- И она никогда не говорила, что хочет, например, этого человека найти? Может, отомстить вдруг захотела?
- Нет. Ничего такого не говорила.
- Ну а вы кого-нибудь не встречали у нее? Случайно? Ну, пришли, например, без звонка, а там мужчина.
- Нет. Хотя…
- Кто?
- Я видел у нее как-то раз одного мужчину, - шепотом сказал Воробьев. – Молодого. Лет двадцати с небольшим.
- Молодого?
- Ну да.
- Случайный любовник?
- Послушайте, я не лез в ее дела.
- Ну а про маньяка Марго никогда не говорила?
- Про какого еще маньяка?
- Который ее преследовал?
- Никто ее не преследовал.
- Что, разве она не нервничала?
- Нет, представьте себе.
- А когда вы ее видели в последний раз?
- Еще перед тем, как убили Лилю. Потому что Вика уж очень сильно начала переживать по поводу тех денег, что я тратил на Марго. Конечно, она не знала, куда уходят эти деньги. Но я испугался. Очень сильно испугался. И ходить к Марго перестал. А потом началось это. Ну, их всех начали убивать.
- Как выглядел этот молодой мужчина?
- Да зачем вам?
- Как?
- Ну, обычно выглядел. Я плохо вижу.
- Волосы темные, светлые? – Спросил Алексей, припоминая, что одноклассник Марго Коля Суханов был блондином.
- Темные. Очень молодой, я же говорю. Я видел-то его всего один раз. В воскресенье. Зашел случайно, когда Вика в магазин уехала с девочками. А его увидел – сказал, что за солью зашел. По-соседски. Мол, не охота из-за пустяка в магазин бежать. Соврал, да. Чтобы не мешать. Я же понимаю, что она зарабатывала, как могла. Потому и сам деньги давал. Потому что это было ее время, а она его на меня тратила. На мои жалобы. Да, вспомнил. Когда я сказал, что зашел за солью, Марго послала меня на кухню. Мол, там, на столе солонка. Я вошел, а рядом с ней какой-то предмет. Я же близорукий. Ну, взял, машинально в руки, глянул.
- И что это было?
- Карточка с булавкой. Чтобы пришпиливать к одежде. Ну, как у всех продавцов.
- Бэйдж.
- Что? Я не знаю, как это называется. Я просто машинально поднес к глазам. Прочитал фамилию, она была крупными буквами написана, и положил обратно. Потом отсыпал для виду немного соли и ушел.
- Что за фамилия? – напряженно спросил Алексей.
- Шипов. Имени не помню.
- Должность, место работы?
- Остальные буквы были гораздо мельче. Я не стал их разбирать. Зачем? Вы извините. Мне пора. Там Оленька с младшей, а меня еще и Анашкин ждет.
- Документы.
- Что?
- Дайте мне документы.
Воробьев послушно полез в карман. Алексей взял у него бумаги, порвал их, потом смял и бросил в корзину с мусором. Туда же отправил пластмассовые стаканчики с остатками кофе и бумажные тарелочки.
- Все. Пойдемте.
- Вы хороший человек, - с чувством сказал Воробьев. – Ведь я и сам переживаю. Я просто пытаюсь быть мужчиной. Как хотела Вика.
- Для этого не надо вымогательством заниматься.
- А что надо?
- Не знаю. Нет человека, который собой доволен. Я, например, тоже хочу быть настоящим мужчиной, а поступаю иногда совсем по-детски. Выращивайте вы лучше свои цветы, Петр Александрович.
Они перешли через дорогу, и тут Алексей подумал, что Барышеву про его художества знать не обязательно. Сам же посоветовал Сереге взять Воробьева с поличным. И вдруг развезло на откровенную беседу. Еще и совет тому дал, как в тюрьму не сесть. Детей стало жалко. А вдруг это все-таки он? Человеку в душу не влезешь.
- Давайте подойдем к дому с разных сторон, Петр Александрович. Вас где ждут? Дома, в подъезде?
- Возле дома. Он в машине должен сидеть.
- Я пойду вперед, а вы подождите три минуты.
- Спасибо! – Крикнул ему вслед Воробьев. – Не знаю, как вас зовут, но спасибо!
«Чертов цветовод», - буркнул Леонидов в воротник куртки, - «А вдруг, это все-таки он?»