– Да, я ей рассказал, – кивнул Самарин.
– Вот оно что! Она знает причину неприязни Насти Воловой к Рощину!
– Какое это имеет значение? – пожал плечами Самарин.
– Имеет. Маленький факт, который подтверждает мою версию событий. Продолжайте, Роман Олегович.
– В пятницу вечером, на прошлой неделе, мне позвонил Рощин. Сказал, что в понедельник начнутся съемки, но надо обсудить детали. Предложил приехать к нему часам к трем. Разумеется, я согласился. Я хотел рассказать ему о предстоящей свадьбе, потом зайти к Рите. Я позвонил ей, Рита сказала, что с утра пойдет по магазинам, а вечером мы встретимся. Итак, я приехал к Рощину. В половине третьего…
– Вы были в квартире вдвоем? – напряженно спросил Алексей.
Серега Барышев подался вперед.
– Да, – кивнул Самарин. – Вдвоем. Как только я пришел, Рощин провел меня в зал, предложил присесть, потом сказал: «Извини, у меня важный звонок. Если ты не возражаешь, я выйду на кухню?» Я не возражал. Не в моей привычке подслушивать чужие телефонные разговоры. Он вышел и плотно закрыл за собой дверь. Я подошел к стене и стал разглядывать фотографию, потом взял в руки Кубок.
Алексей переглянулся с Барышевым. Но прерывать Самарина не стал.
– Вскоре вернулся Рощин. Первым делом предложил выпить и закусить. Мол, купил по такому случаю виски, мою любимую марку. Я ему ответил: «Ты же знаешь, Женя, я за рулем». На что он спросил: «С каких пор ты соблюдаешь правила дорожного движения?». С иронией спросил. Я ответил: «Хорошо, мы выпьем. Ведь я могу переночевать у своей невесты». «У какой еще невесты?» – удивленно спросил Рощин. И тут я ему выдал: «Разве ты не знаешь, что мы с Марго женимся? Об этом все знают. И Петя Воловой. Разве он тебе еще не сказал?» Рощин вдруг побелел и пробормотал: «Je ne peux pas у croire». То есть, «не могу поверить». На что я ответил: «Justement». В переводе с французского: «именно так». И по-русски добавил: «Мы с Ритой женимся».
– Вы знаете французский? – спросил Алексей.
– Долгими зимними вечерами, – усмехнулся Самарин и повторил: – долгими зимними вечерами, когда за окном завывает вьюга и разные мысли лезут в голову, бог знает, до чего можно дойти! В том числе и до изучения французского языка. Когда думаешь: «Почему она его любит, а тебя нет? В чем причина?» Взвешиваешь все за и против, раскладываешь по полочкам. Разумеется, я не знал французский так блестяще, как Рощин. Ко мне в детстве репетиторы на дом не ходили. И произношение у меня хромает. Но я его понимал. Рощина. Это-то его и взбесило. Мы начали выяснять отношения.
– Вы ссорились?
– Разговор был странный. Рощин то и дело переходил на французский, он сильно волновался. И несколько раз спросил: Comprenezvous? «Понимаешь»? На что я отвечал: «Oui». То есть, да. «Oui» и еще раз «oui». После третьего «да» он взбесился. А я подлил масла в огонь, сказав, что хочу усыновить Женьку. «Что?! – закричал Рощин. – Никогда мой сын не будет носить фамилию Самарин!» На что я заметил: «Ты ведь отказался дать ему свою». «Она никогда на это не пойдет!» – кричал Рощин. «А ты спроси у нее», – посоветовал я. И Рощин тут же кинулся звонить Марго. На мобильный.
– Вот почему она знает! – воскликнул Алексей. – Рощин ей звонил! Я так и подумал! А вы в это время сидели рядом! И что он сказал?
– Он спросил, правда ли то, что я ему говорю. Рита подтвердила. Я так понял, потому что Рощин сказал: «Как ты можешь? Ведь я же люблю тебя!». Он сказал это по-русски, понимаете? По-русски! – и Самарин поочередно посмотрел на обоих мужчин.
– Ну и что? – удивленно спросил Серега Барышев.
– Нет, вы не понимаете. От Риты я знал, что Рощин объясняется в любви исключительно по-французски. А тут вдруг открылся. Я понял, что он действительно ее любит! И она это поняла! Вот тут я испугался! Понял также, что ее теряю. Если Рощин сейчас сделает ей предложение и потащит прямиком в загс, она не сможет устоять. Он наконец понял, что теряет. Он бросил трубку и начал кричать уже на меня: «Никогда! Ты ее не получишь! Она что, спит с тобой? Шлюха!» Вот тут и я разозлился. Мы оба вскочили…
Самарин замолчал.
– А дальше? – осторожно спросил Алексей.
– Дальше? – усмехнулся Самарин. – Что может быть дальше при таком разговоре? Мы схватились за шпаги. То есть схватился Рощин. Он кинулся к стене, схватил шпаги, одну кинул мне и крикнул: «En garde!» «Ангард!» И стал в боевую позицию. Я вынужден был сделать то же самое. Тогда я еще не хотел его убивать. Рощин сам крикнул: «Алле!» И ринулся вперед. Он прекрасно знал, что я этого делать не буду. Я предпочитаю защиту. Все-таки Женька был блестящим фехтовальщиком! – с сожалением сказал Самарин. – Ему удалось меня зацепить! Он сделал стремительный флеш и оцарапал мне руку. Когда появилась кровь…
Лицо у него вдруг изменилось, взгляд стал отчаянный.
– Знаете, – сказал Самарин. – В этот момент я все понял. Рощин хотел ранить меня в руку и лишить возможности продолжать поединок. Не хотел он меня убивать и садиться в тюрьму. Он верил, что у него есть будущее. Будущее с Марго. И она это знает. Все это была игра. Всего лишь игра. Ей тоже хотелось ранить его, но не убивать. Понимаете? Чтобы история не повторилась в четвертый раз, она и затеяла свадьбу со мной. Чтобы вызвать его ревность. И угадала ведь! Я понял, что выбора нет: я должен его убить. Или потеряю ее. – Вы и так потеряли, – сказал Алексей. – Нет, – покачал головой Самарин. – Вы не знаете эту женщину. Двадцать лет она любила его, теперь столько же будет ждать меня. Если так и не узнает правду… – Он прикрыл глаза и медленно сказал: – Как сейчас помню этот бой. Быть может, лучший бой в моей жизни. Я ведь не болен фехтованием. И чемпионских амбиций у меня нет. Все произошло в считанные секунды. Увидев у меня на рубашке кровь, Рощин с издевкой спросил: «Довольно, Ролан?» Этого было довольно, чтобы я потерял остатки разума. И всякую осторожность. «Отчего же? Продолжим!» – сказал я и скомандовал ему: «Ангард!». «Ах, тебе мало!» – крикнул он и тоже встал в позицию. Он пошел в атаку, но пошел осторожно, видимо, горячка спала. Теперь Рощин хотел действовать наверняка. Я немного отступил, а потом пошел в контратаку. И сделал свой знаменитый корявый замах кистью. Глаза у него сверкнули. Рощин забыл, что на нем нет маски. «Ага! Вот ты и попался!» – сказал его взгляд. Он вытянулся во флеш, стрелой. И тут я его поймал на противоходе. Сделал вольт и… Моя шпага воткнулась ему в горло. Взгляд у него стал удивленный. Он не упал, осел на ковер. В его горле раздалось нечто похожее на бульканье. Потом он как-то странно всхлипнул и… И умер. – А вы?
– Я… Я пришел в себя. И понял, что Марго мне не простит. Никогда не простит. Я стал метаться по квартире. Влетел в его спальню и тут заметил вещи, похожие на вещи Валерика Белкина. Этот голубой свитер я определенно на нем видел. Но я не стал задумываться, откуда здесь, в спальне у Рощина, его вещи, почему открыта коробка с гримом. Машинально схватил голубой свитер и вытер об него шпагу. С изнаночной стороны. Я не знаю, почему это сделал. В голове была одна только мысль: «Кто угодно, только не я! Лишь бы она не узнала!» Потом я вытер носовым платком рукоять шпаги, которой убил Рощина и бросил его на пол. Шпагу швырнул на кровать. После этого кинулся к выходу. Хотелось поскорее уехать, сбежать. Я сел в лифт, и только он тронулся, погас свет. Лифт стоял полчаса. Страшных полчаса. Что я только не передумал! Убил человека и застрял в лифте! Никого на помощь не позовешь! Я затаился в этом темном лифте. Мне казалось, что это могила. Страшные полчаса! Я хоронил себя, свою любовь. Казалось, больше никогда не выберусь на свет. Погребенный заживо… Поверьте, я наказан достаточно. Даже умирать легче. Через полчаса дали свет, лифт поехал. Я выскочил из подъезда и кинулся к своей машине. Охранник смотрел на меня как-то странно. Мне показалось, он меня подозревает. Все меня подозревают. Я поехал домой. Сбежал. Через какое-то время сообразил, что еду совсем в другую сторону. Развернулся. Но до дома так и не доехал. Мне позвонила Рита. «Ты помнишь, что вечером должен зайти ко мне?» – спросила она. И я кинулся обратно. В этот момент мне хотелось признаться ей во всем. Мелькнула надежда: «А вдруг простит?» Как он с ней поступал все эти двадцать лет! Неужели она не может понять, что он подлец? Ведь все это понимали! Все!